– Ну… – странно, но разговор затянул их, и теперь разговаривали только они двое, – каждый, в ком есть капля польской крови, может считаться поляком.
– Вот и я так думаю. Признаться, не без задней мысли… Не хотелось бы чувствовать себя чужим в Польше.
– Польша гостеприимна к полякам.
– Увы – не всегда…
Потом Ковальчек куда-то пропал – вот просто так пропал, и все, только что был тут – а потом его не стало. Графа тоже постепенно затягивала местная бесхитростная атмосфера – и через час он обнаружил себя на диване с Еленой, и они с ней черт-те что вытворяли.
Елена выпила гораздо больше него, и ей это нравилось.
– Поехали домой, – вдруг предложил граф.
– Зачем? Тебе здесь нехорошо?
– Не хочу устраивать концерт.
– Смотри, как бы я его не устроила.
– Только попробуй.
– А если попробую – тогда что?
– Тогда у меня в машине есть пистолет.
– Хм… ты готов убить ради меня?
– Кто тебе это сказал? А если я грохну тебя в приступе ревности?
Елена улыбнулась – это была ее, только ее особенная улыбка – одними губами. На нее тоже иногда находило, и тогда – берегись…
– Не сможешь.
– Хочешь проверить?
– Хочу.
Граф вовремя дал задний ход. В конце концов, он не был сильно пьян и еще соображал, а такие разговоры могли довести до беды.
– Не смогу. Но есть еще одно наказание. У нас в поместье имеется конюшня. А там найдутся хорошие, еще старой работы вожжи для лошадей.
– Звучит соблазнительно…
Граф Ежи с трудом поднялся на ноги – проклятая самопальная водка, от такой немудрено и ослепнуть. Просто поверить невозможно, что ею торгуют в таком заведении. Хотя почему невозможно – здесь явно попахивает криминальным душком. Куда только полициянты с «безпекой» смотрят, разве что в собственный карман.
– Только попробуй, – повторил он, – я сейчас вернусь.
В туалете в одной из закрытых кабинок кто-то громко блевал, еще в одной кто-то, шумно взвизгивая, трахался, возможно, те самые содомиты. Граф Ежи сунул голову в раковину, включил холодную воду, зафыркал, содрогаясь от безжалостно хлещущих струй. Немного прояснилось в голове – словно кто-то проявил мутную, еще не готовую фотографию в бачке с проявителем. Граф выпрямился, вытянул руку вперед, а потом попытался достать кончиком указательного пальца до носа – получилось. Значит, можно садиться за руль. Сложно даже представить, что будет, если он разобьет подаренный ему «Мазератти».
– Господин Комаровский…
Граф Ежи резко обернулся.
– Пан Ковальчек…
– Прошу прощения… здесь неподходящая обстановка для общения… могу я вас пригласить в наш дискуссионный клуб? По четвергам мы собираемся на факультете…
– Что за дискуссионный клуб? – Граф Ежи трезвел с каждым словом, ветерок опасности приятно холодил кожу.
– Дискуссионный клуб… Просто собираются молодые люди… Говорят о разных странах, о свободе… о Польше…
– Сударь, надеюсь, вы не считаете меня, армейского офицера, бунтовщиком и заговорщиком?! Если я посещаю «Летающую тарелку», это не означает, что я согласен со всем бредом, который извергается из динамиков.
– О нет… Вы не так поняли. Мы не бунтовщики и не заговорщики. Просто мы общаемся друг с другом, это ведь не запрещено в Польше?
Граф Ежи, чуть поколебавшись, взял визитную карточку.
– Сударь, заверяю вас в том, что если я и приду, – то уйду немедленно после первого же бунтарского высказывания.
– Это ваше право. Вы ведь жили какое-то время в Санкт-Петербурге…
– Откуда вам это известно, пан Ковальчек? – резко перебил его граф.
Вместо ответа пан Ковальчек с улыбкой показал ему небольшой значок на рубашке. Гвардия, черт…
– Понятно… У вас острый глаз, пан Ковальчек.
– Поверьте, в зале это увидел каждый. Здесь смотрят в первую очередь на это. Но мне все равно будет интересно, если вы придете к нам.
– Я не могу обещать вам этого, пан Ковальчек, – резко произнес граф Комаровский, – засим прошу меня простить…
Машина оказалась на месте, непобитая и с неповрежденным тентом. Прохладный ветер с Вислы освежал голову. Движение чуть успокоилось, и выехать на дорогу можно было без томительного ожидания разрыва в сплошном потоке машин.
– Как тебе «Летающая тарелка»? – спросила Елена, сладко потягиваясь.
– Смрад! – коротко ответил граф Ежи.
– Ты прав…
– Зачем же ты туда ходишь?!
Елена хмыкнула.
– Там бывают интересные люди… Кстати, как тебе пан Ковальчек? Ты ему очень даже приглянулся…
– В смысле?
– Он педик.
«Мазератти» резко вильнула – слава богу, они выехали на мост, и слева никого не было.
– Что?!
– Ну да… Об этом весь политех знает. Да он безобидный, ты не бойся…
Граф нецензурно выругался и, удерживая руль левой рукой, правую вытер о куртку.
Елена снова расхохоталась.
– Ты из какого века? Все нормально… СПИД через рукопожатие не передается…
– Он что?!
– Да нет… Я пошутила. Но он и вправду нормальный. Не такой, как эти… всякие, с ним поговорить можно. Он не пристает…
– К тебе-то он точно не пристанет. Проклятый содомит!
– Ты куда едешь?
– В имение. Вы явно заслужили хорошую взбучку, пани.
– Жду не дождусь…
11 июня 2002 г.
Вашингтон, округ Колумбия
Звонок прозвенел уже под вечер, когда Джон Уайт собирался домой. Ему выделили небольшой кабинет в подвале Белого Дома, больше похожий на кладовку, но многие за такой кабинет отдали бы душу. Сейчас процесс формирования Министерства безопасности Родины не вышел из стадии бумажной работы и
