— Да, конечно, — ответила мисс Таррэнт энергично, — и, как настоящий социалист, я не могу не радоваться аресту пэра, потому что это заставляет его выглядеть глупо и ставит в глупое положение палату лордов, не так ли? Но на самом деле я предпочла бы, чтобы это был чей-нибудь чужой брат. Мы с Мэри были большими друзьями, вы понимаете, и, конечно, вы расследуете дело, не так ли, а не только живете в вашем графстве и стреляете птиц? Так что я думаю, это нечто другое.
— Это очень любезно с вашей стороны, — сказал Питер. — Если вы можете возвыситься над неудачей моего рождения и другими моими недостатками, тогда, может, вы окажете мне честь пойти поужинать со мной где-нибудь, что скажете?
— О, я бы с удовольствием, — вскричала мисс Таррэнт с огромным воодушевлением, — но я обещала быть в клубе сегодня вечером. Встреча назначена на девять. Мистер Кок — трудовой лидер, и он, знаете ли, собирается выступить с речью о новообращении армии и флота в коммунизм. Ожидается, что на нас будет совершен набег — большая охота на шпионов еще до того, как мы начнем. Но, послушайте, вы можете пойти пообедать со мной там, если хотите, я попробую тайно провести вас на встречу, и вы будете захвачены, а потом отпущены. Вообще-то я не должна говорить вам всего этого, потому что вы считаетесь смертельным врагом, но я не думаю, что вы опасны.
— Я всего лишь обычный капиталист, — сказал лорд Питер, — ужасно отвратительный.
— Хорошо, тем не менее пойдемте ужинать. Я так хочу услышать все новости.
Питер подумал, что ужин в Советском Клубе будет более чем отвратительный, и как раз готовил оправдание, когда ему пришло в голову, что мисс Таррэнт могла бы сообщить ему многое из того, чего он еще не знал о своей сестре. Соответственно он изменил свой вежливый отказ на вежливое согласие и, двинувшись вслед за мисс Таррэнт, был приведен в беспечном темпе, несколько раз сокращая путь по грязным закоулкам, на улицу Жеррард, где оранжевая дверь и окна с пурпурными занавесками красноречиво обозначали Советский Клуб.
Советский Клуб, будучи основанным для того, чтобы разместить свободно мыслящих, а не живущих на широкую ногу, имел ту своеобразную любительскую атмосферу, которая проникает во все мирские учреждения, запланированные немирскими людьми. Лорд Питер не мог точно сказать, что заставило его тотчас же подумать о миссионерском чае, но все члены клуба выглядели так, словно лелеяли жизненную цель, и их штат казался довольно поверхностно обученным и сильно выделялся из обычной серой толпы. Уимзи напомнил себе, что в столь демократическом учреждении едва можно ожидать, что обслуга даст почувствовать клиентам их превосходство, в отличие от служащих клуба Уэст-Энд. Хотя они не были такими капиталистами. В столовой, расположенной ниже, сходство с миссионерским чаем усиливалось чрезвычайно раскаленной атмосферой, гулом голосов и любопытной разномастностью столовых приборов. Мисс Таррэнт завладела местами за довольно убогим столом около двери раздаточной, и Питер с некоторым трудом втиснулся рядом с очень габаритным кудрявым человеком в бархатном пальто, который серьезно разговаривал с худощавой нетерпеливой молодой женщиной в русской блузе, венецианских бусах, венгерском платке и с испанским гребнем, олицетворяющей объединенный фронт Интернационала.
Лорд Питер попытался доставить удовольствие своей хозяйке вопросом о великом мистере Коке, но был прерван взволнованным «тс-с!».
— Пожалуйста, не кричите об этом, — сказала мисс Таррэнт, наклонившись через стол, так что ее темно-рыжая шевелюра почти щекотала его брови. — Это очень секретно.
— Мне ужасно жаль, — сказал Уимзи виноватым тоном. — Я хочу сказать, вы знаете, что вы окунаете ваши милые маленькие бусинки в суп?
— О, неужели? — вскричала мисс Таррэнт, торопливо отстраняясь. — О, большое спасибо. Особенно потому, что сходит краска. Я надеюсь, что это не мышьяк или что-нибудь подобное.
Затем, снова наклоняясь вперед, она прошептала хрипло:
— Знаете, девушка рядом со мной — Эрика Хит-Варбуртон, писательница.
Уимзи посмотрел по-новому на леди в русской блузе. Немногие книги были способны вызвать румянец на его щеках, но он помнил, что одна из книг мисс Хит-Варбуртон сделала это. Писательница как раз выразительно говорила своему компаньону:
— …встречали когда-либо, чтобы настоящая эмоция выражалась в придаточном предложении?
— Джойс освободил нас от суеверия синтаксиса, — согласился человек с кудрявыми волосами.
— Сцены, которые создают эмоциональную историю, — сказала мисс Хит-Варбуртон, — в идеале должны быть выражены несколькими пронзительными криками животных.
— Формула Д. Лоуренса, — сказал ее собеседник.
— Или даже Дейда, — добавила писательница.
— Нам нужно новое примечание, — сказал человек с кудрявыми волосами, поставив оба локтя на стол и свалив хлеб Уимзи на пол. — Вы слышали, как Роберт Снорс рассказывает свои собственные стихи под бой барабанов и свистульку?
Лорд Питер с трудом отвлек свое внимание от этой очаровательной дискуссии и обнаружил, что мисс Таррэнт что-то говорила о Мэри.
— Мы очень скучаем по вашей сестре, — сказала она. — По ее замечательному энтузиазму. Она так хорошо говорила на собраниях. Рабочие ей явно симпатизировали.
— Это кажется мне удивительным, — сказал Уимзи, — ведь Мэри никогда в жизни не приходилось работать.
— О, — вскричала мисс Таррэнт, — но она действительно работала. Она работала для нас, и великолепно! Она была секретарем нашего Общества пропаганды в течение почти шести месяцев. А затем она самозабвенно помогала мистеру Гойлсу. Не говоря уже о ее работе медсестрой во время войны. Конечно, я не одобряю отношение Англии к войне, но никто не скажет, что эта работа не была трудной.
— Кто такой мистер Гойлс?
— О, это один из наших ведущих спикеров — весьма молод, но правительство действительно боится его. Я ожидаю, что он появится здесь сегодня вечером. Он читал лекции на севере, но полагаю, что он уже вернулся.
— Я говорю вам, будьте осторожнее, — сказал Питер. — Ваши бусы опять у вас в тарелке.
— В самом деле? Ну, возможно, они приобретут аромат баранины. Боюсь, что кухня здесь не слишком хороша, но членские взносы такие маленькие, вы понимаете. Интересно, что Мэри никогда не рассказывала вам о мистере Гойлсе. Они были очень дружны какое-то время. Все думали, что она выйдет за него замуж, но это, кажется, провалилось. А затем ваша сестра уехала из города. Вы знаете об этом?
— Это было из-за парня, не так ли? Да, мои родственники не очень одобряли ее выбор. Я думаю, мистер Гойлс не подходил на роль зятя, которого они хотели бы иметь. Семейная традиция и так далее. Меня тогда не было; кроме того, Мэри никогда не слушала меня. Однако это все, что я знаю.
— Еще один случай абсурдной, старомодной тирании родителей, — сказала мисс Таррэнт тепло. — Вот не подумала бы, что это еще возможно — в послевоенное время.
— Я не знал, — сказал Уимзи, — что это можно так назвать. Но дело не в родителях. Моя мать замечательная женщина. Не думаю, что она вмешалась. Факт состоит в том, я предполагаю, что она хотела пригласить мистера Гойлса к Денверу. Но мой брат принял твердое решение воспротивиться.
— Ну вот, и чего вы ждали? — сказала мисс Таррэнт презрительно. — Но я не понимаю, какое ему было до этого дело.
— О, никакого, — согласился Уимзи. — Только благодаря ограниченным идеям моего покойного отца о том, что пристало делать женщинам, мой брат владеет деньгами Мэри, пока она не выйдет замуж с его согласия. Я не говорю, что это хороший план, я думаю, что это ужасный план. Но он таков.
— Чудовищно! — сказала мисс Таррэнт, качая головой настолько сердито, что напомнила Питера с лохматой головой. — Варварство! Просто феодализм какой-то, должна сказать. Но в конце концов, что значат деньги?
— Ничего, конечно, — сказал Питер. — Но если вы были приучены иметь их, несколько странно внезапно остаться без них. Подобно ледяному душу, знаете ли.
— Я не могу понять, какое значение это могло иметь для Мэри, — упорствовала мисс Таррэнт мрачно. — Ей нравилось быть рабочей. Мы когда-то пробовали жить в доме рабочего в течение восьми недель впятером на восемнадцать шиллингов в неделю. Это был изумительный опыт — на самом краю Нового Леса.