раздирал гром. Но в близком и отдаленном свисте снарядов его было не разобрать. Они смешались и спутались, и было непонятно, что ближе – свист или гром. Скоро гроза.
– Я уйду вместе с дождем, – сказала Дуся.
Воздух тяжелел – его распирало от пыли или чего-то другого. У Люды набухло сердце. Запахло пудрой.
– Мама… – позвала Люда так тихо, чтобы ее никто не услышал.
– Мама… – застонала Роза.
– Я тебя не вижу, – прошелестела Люда.
– Мне бы хоть разочек увидеть тебя, Розочка… Хоть разочек перед смертью… – прошептала Дуся.
Роза шумно потянула носом и тут же закашлялась.
Воздух расперло. Впервые за долгие дни в подвале сделалось неуютно. Люда ощущала его, как чужое негостеприимное пространство. Подвал выталкивал их из себя.
– Чувствую! – крикнул Уайз, и Люда на него обозлилась:
– Ишь ты, выискался чувствительный. Только мертвый теперь не почувствует.
Фатима бубнила свои молитвы. Но если конец придуман, никакими молитвами его не изменишь. Его осталось только записать. Как скоро он придет, зависит лишь от скорописи рассказчика.
Ящик захаркал – и он подавился пылью.
В Люде уже не хватало места для свиста, стонов Дуси, монотонных молитвопений Фатимы, всхлипываний Розы, биения собственного сердца, предчувствия грозы.
Скоро гроза.
Дом сделал рывок. Хотел ли он оторваться от земли и улететь на другую планету?
– Недолет! – недовольно сообщил ящик.
Люда закрыла глаза.
– Я уйду с дождем, – повторила Дуся.
Крик, который раздался в подвале, едва до него дошли первые аккорды дождя, казалось, пришел из самых недр земли – так могло кричать лишь нечеловеческое существо женского пола, у которого одним движением руки выдрали из живота матку.
Незрячие не шелохнулись – пыль еще до конца не осела, и в ее припудренном тумане незрячими стали все.
Крик вышел в отверстие, застелился по земле, притаптываемый дождем, смешался с его плюхающими каплями и пополз ручейком по вытоптанной дорожке вокруг дома. Один его конец слился с другим, образуя окружность. Он поструился вот так недолго по дорожке, проложенной старым Али. Описал три круга, словно мелом рисуя защиту вокруг дома. Потом разомкнулся и потек во двор. Нашел дорогу к кранту. Заполнил его бетонную ванну. Сухие листья вспенились на поверхности, закружили корабликами. Крик ушел в слив – далеко под землю, и смолк там.
Глаза Дуси блеснули зрением. Зрачок сузился, уставился на Розу, удивился чему-то, согрел, улыбнулся и затянулся белой пленкой, будто тоже накрытый толстым слоем пыли.
– Дочка, я тебя вижу, – прошептала Дуся.
Роза сидела тихо. Никто не вставал со своих кроватей. Люда зажмурилась.
– Мама, – позвала Роза. – Мама, мама, мама, мама, мама, мама, МАМА!
Люда машинально вытянула руки – пощупать круглые гладкие шары. Поднялась с кровати, подошла к Дусе, подняла ее руку. Рука была водянистой. Люда вслушивалась, но ее пальцы не чувствовали биения на запястье. Она опустила руку, прижав ее к Дусиному боку. Но рука не захотела – свесилась с кровати и позвала безвольными пальцами за собой. Перед глазами встал Иса и несколько буханок хлеба. Люда потерла кончики пальцев. Пыль, слетевшая с балок. Погладила Розу по жестким рыжим волосам, заодно оттирая с пальцев пыль, – вся пыль сегодня принадлежит Розе.
Трудное дыхание Дуси прервалось, и все изменило. Ее стоны давно слились в сознании слепых с тяжелым пыльным дыханием самого подвала. Без стонов подвал был уже не тот…
– Может быть, она еще жива, – спокойно сказала Марина.
Люде захотелось хлестнуть ее по лицу.
Рука Дуси свисала с кровати. Роза старалась пристроить ее у тела, но непослушная, она снова отрывалась и повисала, маня. Люда долго смотрела на эту руку, под взглядом та набухала и, казалось, вот- вот прорвется тонким ручейком. Ручей возьмет от дождя силу и зашумит бурной рекой, которая смоет их, поглотит.
Чернуха завыла. Конец продуман и неотвратим. Его оставалось лишь записать.
Фатима вскочила с коврика. Что-то спугнуло ее.
– Уйду в соседний отсек, там больше балок. Там – безопасней, – она устремилась к выходу.
– Если уж Фатима молитву прервала, значит, что-то неладно, – поднялась Марина. – Значит, всем пора уходить.
Уайз заворочался, переваливаясь с одного бока на другой. Он словно запутался в невидимой сети желаний. Барахтался на кровати, рвался с нее, но не мог встать.
– Помогите, – захныкал он. – Не хочу оставаться один с Дусей. Мне страшно. Не хочу, не хочу!
Марина протянула ему костлявую руку.
Пахрудин бережно опустил черный ящик под кровать.
Слепые устремились к проходу.
– Чернуха! – позвала Люда.
Собака выгнула спину и пошла за хозяйкой. Марина выходила последней – легонько подталкивая Розу костяшками в спину.
В другом отсеке было холодней, но не так пыльно. Ливень распоясался – свистопляска снаружи мешала расслышать его барабанную дробь, но было и так понятно: с неба льет как из ведра.
Запах влаги взбудоражил собаку. Она визжала и кружилась на месте, ловя свой хвост. Слюни пузырились на черной мякоти ее челюстей. Она предчувствовала что-то.
Из правого угла отсека доносилось монотонное бормотание – Фатима продолжила свою молитву.
– Все на месте? – спросила Марина. – Уайз?
– Здесь.
– Пахрудин?
– Здесь.
– Валентина?
– Здесь.
– Роза?
– Здесь…
– Нуник.
– Тут.
– Фатима?
– О Аллах, я же первой вышла…
– Люда?
– Здесь.
– Чернуха – здесь.
Умри Дуся в другой день, Нуник стучал бы тростью, Пахрудин кричал петухом, Фатима призывала бы в свидетели Аллаха, а Валентина положила бы руку на Дусино плечо. Но в этот вечер смерть тихо пришла за Дусей и так же тихо ушла, оставшись почти незамеченной. Неужели они разучились чувствовать? До чего их довел рассказчик?
Люда глядела на слепых. Их лица размазывала темнота. Лица казались неживыми. Будто все они умерли, превратились в сгустки пыльных теней, только сами этого еще не заметили. Наверное, слепые не сразу чувствуют смерть – они умирают, переносятся в другое пространство, но какое-то время этого еще не замечают, ведь не видят, как картинка одного мира меняется на картинку другого. Слепым умирать легче – не видя смерть, они лишь воображают ее, а она тихо, мягко, на своих водянистых руках переправляет их из одного мира в другой.
Дом не выдержал и грохнул. Второй отсек затянуло непроницаемой завесой. Гарь обожгла горло. Из