Никогда бы не подумала, что этот хиляк, стоящий, казалось бы, на краю могилы, настолько силен! Глядя мне в глаза, он продолжал не терпящим возражений тоном:
— Кто тебя прислал?
— Меня?
— Кто приказал следить за этим человеком?
— Фи, — фыркнула я. — Это вы, наверно, за ним следите, а не я. И вообще, с какой стати вы меня допрашиваете, как в суде?
Он притянул меня к себе поближе и взглянул с такой яростью, словно хотел разорвать на куски.
— Слушай, пигалица, я наблюдаю за тобой с субботы. Вместо того, чтобы играть с другими детьми, ты крутишься где не надо, а сейчас что-то от меня скрываешь. Отвечай, почему следишь за рыжебородым, и кто приказал тебе за ним наблюдать?
— Нет! — воскликнула я. — Если будете угрожать, не скажу ни слова. И отпустите, иначе закричу!..
Калека нетерпеливо шикнул на меня, но вдруг сделался сладеньким-сладеньким, будто полкило леденцов съел.
— Не бойся, мы ведь добрые знакомые. Сегодня я видел тебя в гостинице с полным лысым мужчиной. Хотел даже заговорить с тобой, но, как видишь, мне трудно передвигаться в инвалидной коляске…
— Тогда интересно, как вы сюда попали?
— Это стоило мне больших усилий. Однако мне повезло, так как поймал тебя на месте преступления.
— Неизвестно еще, кто кого поймал.
— Значит, не скажешь, кто тебя сюда послал?
— Никто меня не посылал, — рассмеялась я, хотя не было ни повода для смеха, ни самого желания смеяться.
— Тогда я тебе скажу. — Калека прищурил глаза. — Это тот плешивый, с которым ты была сегодня в гостинице, а вчера вечером в кафе.
— Если вам так хочется, пусть будет плешивый.
— Что это за тип? — резко спросил он, сильнее сжимая мне плечо.
— Кажется, виолончелист.
— Почему кажется?
— Потому что, например, некая пани сказала мне, что она актриса из Жешува, а на самом деле…
— Кого ты имеешь в виду? — грубо перебил он меня.
— Допустим, княгиню Монако, — съязвила я. — И отпустите меня, мне надоели ваши расспросы.
Я произнесла это так решительно, что калеке не оставалось ничего иного, как выпустить мою руку.
— Хорошо, — сказал он немного мягче. — Вижу, что ты милая и толковая девочка, и потому прошу не совать свой любопытный носик куда не следует. А сейчас иди домой и забудь о том, что меня видела. — Он слегка подтолкнул меня, указав рукой на тропинку. Я уходила медленно, стараясь показать, что не боюсь его, и, лишь отойдя на приличное расстояние, обернулась и закричала:
— Я знаю название птицы, состоящее из шести букв, но вам не скажу, э!
Здорово я его огорошила, потому что он просто остолбенел и даже не шевельнулся. А в моей голове все перемешалось. Теперь уж я действительно не знала кто за кем следит: я за бородачом, или бородач за калекой, или калека за мной, или, наконец, все мы заняты взаимной слежкой, и никто точно не знает, кто следит и за кем. Курам на смех! А на той курице шляпа за сто тысяч!
У Мацека новые сенсации
Голова моя кружилась, как на карусели. И лишь увидев Мацека на тропинке к приюту отшельника, я вспомнила, что обязана его отругать.
— Хорошенькое дело, — начала я, — у меня голова пухнет, а ты даже не умеешь как следует взобраться на дерево.
— Не понимаю, — буркнул он.
— Ты не понимаешь, а мы засыпались. Вчера виолончелист заметил тебя на дереве.
— Я был уверен, что он меня не видит.
— Ты был уверен, а он тебя видел и, что еще хуже, подумал, что это я.
— И что из этого?
— А то из этого, что ты обязан сидеть на дереве так, чтобы тебя не было видно. Мог бы, к примеру, изображать дятла, — пошутила я, ибо растерянная физиономия Мацека вызвала у меня прилив жалости.
Он потер ладонью нос, словно проверяя, не вырос ли случайно на этом месте клюв.
— Это еще не все, — проговорил Мацек.
— А что случилось?
— Сегодня меня заметила на дереве эта элегантная женщина.
— Пани Моника? — поразилась я.
— Именно, — огорченно произнес Мацек. — Утром я решил действовать самостоятельно и пошел к тем развалинам…
— Ну, тогда привет! — махнула я рукой. — Наверно, напортачил.
— Дай мне закончить. Я пошел туда узнать, что делает виолончелист.
— И что же он делал?
— Готовил завтрак, и у него убежало молоко.
— Очень важные сведения, — усмехнулась я. — А на виолончели не играл?
— Нет.
— В таком случае он не виолончелист.
— Это еще не доказательство. Допустим, он в отпуске, и ему не хочется играть.
— Ну ладно, говори дальше.
— А потом он вымыл посуду и вышел. А потом появилась та самая женщина.
— Наконец что-то важное. Как она себя вела?
— Держалась очень таинственно. Мне показалось, что она пригляделась к окошку на втором этаже, где живет пан Коленка.
— Ну а дальше?
— Как я могу говорить, если ты все время перебиваешь? Значит, она осмотрелась, потом вынула из сумочки ключ, отворила двери и исчезла в башне.
— А когда она заметила тебя на дереве?
— Позже… И умоляю, не перебивай. Значит, дальше было так. Она снова открыла двери и вытянула из них инвалидную коляску, в которой сидел мужчина.
Здесь я, не удержавшись, снова перебила его.
— Вот это бомба! Выходит, он там скрывается вместе с виолончелистом.
— Нет, это невозможно. Виолончелист готовил завтрак только для себя.
— Откуда ты знаешь?
— Видел, как он мыл одну кружку.
— Это означает лишь, что он прячется в другой комнате, но в той же самой башне. Видимо, следит за ним.
— Откуда тебе известно?
— Об этом расскажу позже.
Мацек перевел дыхание.
