воздействием расширять узкостатусный этический комплекс до масштабов общечеловеческого. Примеры редки, видимо, потому, что настоящее, живое гуманистическое искусство в армии скорее исключение, чем правило. Тем не менее, такие примеры имеются. Музыкальный критик и тележурналист Станислав Якушевич, служивший в Калининградской области в 1990-е годы, вспоминает:
Как призвался в декабре, меня сразу припахали участвовать в новогоднем концерте, и сказали выступить с каким-нибудь стихотворением, чтобы заполнить паузу. Ну, я, значит, прочитал «Письмо римскому другу» Бродского. Никто ничего не понял, но всем очень понравилось. На следующий день иду в столовую вместе с подразделением. А у нас там были так называемые сержантские столы, за которыми сидели сержанты, дембеля, и тому подобные персоны. Простому смертному сесть за тот стол — не дай бог. Ну, вот, меня, духа, они подзывают за свой стол, говорят: «Ну-ка, Якушевич, про что это в твоем вчерашнем стихотворении говорилось?». Я им популярно пересказал содержание, и оно поразило их еще больше. «Да-а-а, — протянул один из них, и говорит моему сержанту, — слушай, можно я ему свою рыбу отдам?» В тот день на обед давали рыбу…
Символизм поистине библейский. Думаю, что и сам Бродский оценил бы этот жест человеколюбия, возбужденный его стихотворением.
Что же касается собственно армейского искусства, то оно полностью подчинено задаче эстетического оформления грядущей демобилизации, и любое действие в данном направлении следует понимать как ритуал. Экстремальные группы консолидированы и мобилизованы идеей дембеля точно так же, как традиционные общества — идеей загробного мира: и та и другая идеи ориентируют личность на переход в трансцендентное качество и оформляются в инверсии знаков бытия и инобытия.
«ЯКОРЯ КУЛЬТУРЫ» В КУЛЬТУРНОМ ВАКУУМЕ
Письма и переписка
Главным фактором сохранения человека как существа культурного представляется контакт с его культурной средой. Полноценный информационный обмен есть главный якорь культуры.{117}
Человек, как известно, существо информационное, в том смысле, что он реализует свою специфически человеческую сущность в информационном полисемантическом поле деятельности. В возрасте 16–20 лет, с момента окончания школы и до определения сфер дальнейшей самореализации, человек формулирует и примеряет на себя целый ряд социальных, культурных, профессиональных контекстов. Тем самым он устанавливает двустороннюю связь с миром, определяет приоритеты и принципы своего существования в мире, выбирает язык, на котором он будет говорить с миром, утверждается в системах ценностей, определяющих особенности его индивидуального отношения с миром. Он уже усвоил весь объем культурно-значимой информации и хотя еще не участвует в культуре как ее активный (креативный) субъект, но уже находится на крутом подъеме своей информационной активности. И в этот момент человек уходит в армию, где сталкивается с проблемой сохранения себя как микромодели собственной культуры, где проверяется его способность сохранить свои этические и эстетические приоритеты, сформировавшиеся в его первичном социуме: в семье, в школе, во дворе. На время культурной изоляции их помогают ему сохранить ниточки информационных связей с другими носителями «его» культуры.
Основной якорь родного культурного контекста — солдатская переписка. Письма создают виртуальное пространство, где личность солдата находит убежище, спасаясь от обезличивающей агрессивной среды насилия, специально организованного для ее подавления. В этом информационном поле личность сохраняет свою целостность и свои ценности, и это сберегает ее от распада. Вместе с тем первая задача человека в экстремальной группе — физическое выживание в пространстве, уплотненном до его телесной оболочки, во времени, разряженном до диффузии бытийного смысла.
Письма — та культурная эйкумена, которая, как кислород в скафандре, обеспечивает микроклимат информационной жизни в опасной для этой жизни среде. Таково значение переписки бывших одноклассников, попавших в армию. Разбросанные по всей стране, они своими письмами создают информационную сеть, пространственно охватывающую все государство, но воспроизводящую временной континуум, экстраполируя прежние школьные привязанности и ценности в их настоящее. Посредством переписки они поддерживают ту самую, свою собственную информационно-эмоциональную среду, в которой они выросли и сформировались.
В письмах друзей, разбросанных по разным частям, войскам и гарнизонам страны и зарубежных военных баз, есть все — от практических советов и обмена опытом выживания в экстремальных группах до эмоциональной поддержки.
<…> Как только тебя привезут к месту службы, постарайся чиркнуть пару строчек, если что, поделюсь «опытом». Я ведь теперь как-никак «стажер» СА (0,5 года), а до дембеля осталось совсем немного, 497 дней и ночей. Скоро к нам в часть приедут «молодые», интересно на них будет смотреть, вспомню себя, хотя вроде бы прошло всего 4 месяца службы, но я уже как-то потерял ощущение времени.
<…> Напиши, получаешь ли ты письма от Дьякова, если да, то пришли адрес. Недавно у меня было радостное событие: ко мне за 3,5 тысячи километров приехал батя. Эти 2 дня, которые мы с ним прожили на снятой им частной квартире, я вспоминаю как прекрасный сон, а первые дни после встречи у меня было такое впечатление, как будто я дома побывал. В остальном служба — сплошь однообразие. Вот пока и все. Жду с нетерпением ответа. Счастливого пути, связист! Сашка.
<…> Как ты там тащишь службу в своей учебке восточного образца? Наверное, уже начал смиряться со своей участью «сверхсекретного» воина-связиста? Как я понял из твоего письма, ты распробовал «прелести» службы и уже отличился. <…> Как ты справил свой армейский Новый Год? Наверное у тебя тоже этот прекрасный праздник оставил мрачные впечатления? Как у вас с довольствием? Наверное не хватает? Ничего, это только первое время, через месяц-другой привыкнешь. С физподготовкой, наверное, глухо, как у нас (кроме зарядки, естественно).
<…> А у меня уже будет полгода за плечами. Так-то. Перед армией гуляй вволю, не жалей гульденов, жри всякие сладости, тебе сладкого в армии будет очень не хватать, как и мне. Ты не представляешь, какая ценность здесь замусоленная в кармане печенюшка. Я тоже себе на гражданке представить не мог, когда Дьяков мне об этом писал, а теперь я его отлично понимаю.
<…> Гульденов возьми побольше с собой, когда будешь призываться, зашкерь их хорошенько, не вздумай класть в комсомольский билет или блокнот, и не отдавай, если будут говорить, что в части, мол, они тебе все равно не понадобятся. Они здесь очень нужны. В любой части или рядом с ней есть магазинчики. На холодильник, когда поедешь — бери побольше жратвы, дней на пять. Вот такие тебе практические наставления, если тебя будут забирать. Тебя точно забирают или нет?
<…> Скоро ты станешь «деревянным дембелем», а я «борзым карасем». До заветного приказа нам с тобой существовать 34 дня и ночи. Не так уж много, не правда ли?
<…> Да, хорошо встретить вдали от дома, от до боли знакомых мест, старого корефана, типа
