грядой.
Агеев и Котиков едут на вишнёвом джипе по улицам города, едут мимо церкви: левое — правое, красное — жёлтое. И что-то снова начинает происходить в природе. Истекать соком, запахом, суетой насекомых, навозной жижей, азартом и безответственностью.
Из газет мы знаем, что за последнее время процесс отрывания головы на Земле очень усовершенствовался. Момент самого отрывания уже не почти заметен. Осталось только убедить, уже не двоих, а сразу всех почувствовать, что этот новый метод может доставить пресыщенным субъектам удовольствие, возможно, что иногда, какое-то личное и не совсем осознанное эстетическое соображение может породить и такое чувство как ужас.
После того, как труп закопали, Агеев, как хозяин дачи, вежливо и конкретно предложил Котикову баню и бутылочку водки, после.
Котиков резко отказался и укатил в город.
Он приехал домой, умылся, потом долго и тщательно мыл ванну — во время этой работы зачем-то матерился и плакал. Потом набрал в ванну тёплой воды, высыпал туда целую банку морской соли с запахом яблок, разделся, брезгливо погрузился в воду и долго лежал, пока не стали слипаться глаза. Потом, не размыкая век, нашёл ощупью, на ванной полочке бритвенный станок, осторожно, чтобы не упустить в воду лезвие, разобрал станок и начал резать вены у себя на руках. Скоро лезвие в его пальцах раскрошилось от слишком решительных и сильных движений, он вздохнул, и уже совсем засыпая, кому-то пожаловался: «Этот небесный пришелец был прямо-таки нафарширован алмазами… Мы с тобой теперь так богаты, что можем делать всё что угодно… Можем отдыхать, не работать… Можем даже не жить…» и он отпустил в воду тонкие кусочки стали.
Глава десятая
Выбирай что хочешь: подлинную жизнь или бегство от подлинности — одну из двух возможностей человеческого существования в длительном космическом полёте. Лично я потихоньку сходил с ума от потери ориентиров во времени, от тоски и одиночества, от животной злобы к чужому антиподу. Конечно, как профессионал — я аккуратно выполнял всю штатную работу по Кораблю, но в свободное время бесновался или «охотился».
Малыш, в отличие от нас с Камнем, плавал в невесомости, в центральном отсеке Станции, находясь мысленно так далеко, что, когда мы, согласно полётному протоколу, один раз в каждые двадцать четыре часа являлись с Камнем на Центральный пост Станции под светлые очи своего начальника экспедиции, Малыш каждый раз удивлённо разглядывал нас, будто мы приведенья, гадая, кто мы на самом деле: проекция из прошлого или его подчинённые.
Камень… Он полностью занялся своей идеей подарка Малышу и возился со своей куклой всё свободное время. Во-первых, специалисты фирмы «Досуг» воссоздали точную копию внешности той женщины из двадцать первого века, на какой-то момент её жизни. Далее: имея четыре гигобайта её монологов, воспоминаний о себе и о её собственном мире, в котором она когда-то жила, полню гамму её настроений, оценок, привязанностей, привычек — он сконструировал её сокральность и память, но программируя ответы — реакции её характера на внешние ситуации сквозь призму её чувств, привычек, склонностей, он попытался воскресить внутри этой электронной куклы — тот, когда-то умерший, особый мир. И в этой своей работе Камень был дьявол — не человек. В её, хронологически восстановленную память «о себе» он загонял десятки «налетающих» одно на другое воспоминаний, как бы не зависящих от «её предшествующего опыта», поэтому, как у живого человека, её «я», фактически оставалось только «проекциями» никогда не заканчивающихся решений… Получалось, что она постоянно должна создавать себя заново, «жить» так, как будто после «этого, последнего момента» ничего не было, «хотя, она знает всё», и её поведение невозможно было предугадать, предвидеть. То есть воспринять её как какую-то «статичную формулу». Получалась как бы иллюзия живого человека: ведь тайна личности человека — это определённые «замыслы, проекты», которые могут быть поняты лишь тогда, когда человек полностью себя реализует — то есть перестанет существовать.
И вот… Когда на очередном полётном протоколе Камень заявил, что ему нужен антипод для нового члена экипажа — мы с Малышом долго не могли понять, что он под этим подразумевает. Камень попытался втянуть нас с Малышом в дискуссию, начал объяснять нам свою идею, заявил, что это уже не игра, а серьезный эксперимент, но Малыш сразу учуял, что это надолго. Он быстренько назначил меня экспертом по этому делу и напомнил, что следующее совещание через двадцать четыре часа. Потом попросил удалиться, так как ему срочно нужно проверить одно интересное историческое предположение.
В тот момент я ещё не догадывался, что Камень наломал таких дров. Вы даже представить себе не можете страх, отчаянье и тоску той женщины из двадцать первого столетия, очутившуюся вдруг на борту транспортного Корабля в компании с тремя не вполне психически нормальными мужиками, за 4,5 тысяч миллионов километров от Земли.
Когда Малыш нас выставил, Камень сразу же потребовал, чтобы я шёл на его Корабль и приступал к делу как эксперт, согласно назначению Капитана. Идти к нему не хотелось, я было закапризничал, но Камень сказал, что это очень серьезно, что у него с порученным мне для экспертизы объектом начались осложнения, что после «оживления» он никак не может объяснить ей — откуда она взялась: «Никаким моим объяснениям она не верит. Заявляет, что я нагло вру, и уже выдвинула против меня кучу обвинений», — закончил свой рассказ Камень, когда мы уже сидели в отсеке управления его Корабля. К этому времени у меня в голове уже созрел коварный план, как за полчаса разделаться с его электронной игрушкой — то есть заблокировать все её логические и программные связи.
— Ну что ж, — согласился я с важным видом, — тащи её… Я согласен побеседовать.
Камень не заставил себя уговаривать — исчез, и через две минуты появился в главном отсеке вместе с ней.
— Вот, — торопливо предъявил он меня, — познакомьтесь, Танечка: астронавигатор 1-го класса Крокус, назначен начальником экспедиции экспертом по вашему делу.
У меня невольно вытянулось лицо: представлять меня всеми титулами какой-то электронной игрушке! Ну, держись Камень!
— Проходите суда, милочка, не стесняйтесь… — теперь начало вытягиваться лицо у Камня, — Значит этот шалопай, — я кивнул в сторону Камня, — так и не объяснил вам, как вы оказались у нас на борту в столь сильном отдалении от Земли…
— О… Это невозможный человек! — Татьяна сверкнула глазами в сторону Камня, — Он окончательно заврался. Я не верю, господин Крокус, больше ни одному его слову.
— Его можно понять и простить, Танечка, — я горестно покачал головой, — просто у моего коллеги по полёту не хватило мужества сразу сказать вам всю горькую правду… Кстати, из какого столетия вы будите?
— Из двадцать первого… Говорите всё! Я выдержу.
— Случай ваш весьма типичный. В космической практике он не представляет никакой загадки природы… Скорее вы загадка историческая, — в этом месте я остановился и с наслаждением окинул взглядом свою аудиторию: меня ещё никогда не слушали с таким напряжённым вниманием, — Неделю назад мы догнали небольшую комету. Она тоже летела курсом из Солнечной системы, только с меньшей скоростью удаления, чем мы… Подавляющее число комет, Танечка, как это общеизвестно, состоит изо льда. Конечно, в столь длительном полёте и на большом удалении от космических коммуникаций мы не могли упустить такой редкой возможности пополнить свои запасы воды. Естественно, что мы эту комету поймали, но каково же было наше изумление, когда мы обнаружили вас, Танечка, внутри этой громадной глыбы льда, в так сказать, в свежезамороженном состоянии. Пришлось поместить вас в реаниматор, ну а дальнейшее — увы, наша печальная действительность!
Ответом на моё изысканное по стилю и логике сообщение — было гробовое молчание. Моя аудитория старательно переваривала услышанное. Я же не стал дожидаться у кого из них первого «полетят гуси», а в меня полетят предметы, я поехал дальше:
