Но стих мой будет слаб, тебя чтоб описать, Примера нет красе и сил нет изъяснять, Но только чувствовать приятности удобно И, чувствуя, стенать и мучиться бесплодно. Язык немеет мой, и вся пылает кровь, По членам всем моим рассеяна любовь И корень свой она внутрь сердца основала, Чертами страстными в нем зрак твой начертала. До пупа мне дошла чувствительность сия, Увы! вот знак тому, зри: рдеет плешь моя, Ослабши жилы вдруг все стали напрягаться, Ковчег несчастных муд ко стану подниматься. Я вижу смерть мою в мучении таком, Позволь, прекрасная, мне стукнуть елдаком, Хотя единой раз, меж ног твоих в зарубку. Ах! сжалься и смяхчи мою тем жестку трубку. Не мни, чтоб я желал испортить твой рубец: Я нежно, взяв рукой, вложу в него конец И, мало двинувшись, вобью и до средины, Ты скажешь мне сама: оставь муде едины, А хуй свой весь пехай, сие приятно мне, Приятней, ах! сто раз, как я еблась во сне. Но нет, ты жалости в себе не ощущаешь И нежных слов моих, драгая, не внимаешь. Но что тому виной, и сам не знаю я, Или твоим глазам презренна плешь моя? Какие грубости, скажи, ты в ней находишь? О, бедственной задор, ты сколько мук наводишь! Когда бы я тебя в мудах не ощущал, Я б дни мои доднесь в покое провождал. Начало горести, конец ты и средина, Тебя мне знать дала нещастная шматина, Тобою я узнал, сколь страсти жар велик И сколько может гнуть тогда в крюк хуерык. Но сколько ни мятусь и жалоб ни вещаю, Я речь опять к тебе, драгая, обращаю: Внемли, прекрасная, что я тебе скажу: Я хуй мой наголо тебе весь покажу, Возьми его рукой, коснися внизу жилы, Авослибо тебе черты те будут милы, Которы верх его украсили и плешь. Дражайшая моя! хоть тем меня утешь. И естли щастлив я тобою столько буду, В восторге ты узришь мою природну уду, Взыграет мой елдак, восплещут и муде И будут ждать часа, когда им быть в руде. Я знаю, что тебя, мой свет, остановляет; Конечно, в памяти твоей грех обитает. Сия химера, ах! не раз уже собой Лишала красоты, утехи дорогой, Но ты уже не в те дни родилась, взрастала, Когда ложь меж людьми за правду обитала, Когда ту истиной рассудок их считал, Обман господствовал, плодами процветал. Бывает грех на том, кто должность преступает, А должность исполнять — тут грех не обитает. Друг друга так любить, не должность ли велит? Друг друга нам любя, кто ж еться запретит? Любовь, страсть нежная, природой в нас влианна, Должна ли чем она когда быть увенчанна? Пол женской — храм ея, в его их чтит сердцах, Но мужеск пол его находит в их пиздах. В пизде любви венец, в пизде все совершенство, В пизде все щастие, в пизде все и блаженство. Дражайшая моя, вот истина, не ложь, Дозволь уеть себя — сама ты скажешь тож, Что нет приятнее внутри хуй ощущати, Нет совершеннее утех, как подъебати. Но естли я тяжел кажуся, свет, тебе — Ляшь сверху на меня, восчувствуй хуй в себе, Тем усугубится твое к ебкам желанье, И придешь в жалость, зря мое ты подъебанье. Захочешь лечь внизу, прибавить неясных сил, Потоки пропусти, потоки так, как Нил, Которой весь собой Египет напояет И наводнением плоды он обещает. Иль лутчей способ есть, без тягости чтоб еть И удовольствие такое же иметь: Ляшь задом ты ко мне, прекрасная, послушай: Я постараюсь сбить мой хуй с твоею клушай, Впущу его до муд и буду попирати, Ты тягости себе не будешь ощущати, Лишь подвигайся ты плотнее ко мудам. Ах, ах! — ты скажешь мне, — не масли по усам Иль обмишулкою не попади ты в жопу, Пехай, пехай в пизду свою мне жоску стопу! Когда и сей тебе противен ебли план, Все уверение мое чтишь за обман, Так можешь лечь со мной, дражайшая, и набок: Вот ебля милая, о, коль восторг тут сладок! Одна твоя нога пусть будет под моими, Другую положи ты сверху над моими, А я свои меж их как можно помещу, Обняв тебя рукой, вертеться не пущу; В махонюшку твою, драгую щелупину, Впущу слепого я и лысого детину, Которой, бодрствуя, коснется нежных губ И сделает себе путь мягок и не груб, Что после и тебе полюбится, драгая,
