который работал в III отделе абвера, что супруги Кип и фрейлейн фон Тадден в огромной опасности.
– Откуда у вас эти сведения?
– В «Исследовательской службе» работает один мой друг, обер-регирунгсрат Блас. Он обратил внимание, что их телефонные разговоры прослушиваются.
Граф Мольтке тепло поблагодарил капитана за важный намек и тотчас предупредил этих людей. Но было уже поздно. Вскоре после этого участники праздничного чаепития были арестованы.
Поступок Мольтке имел для него самого печальные последствия. События произошли только после 20 июля 1944 года.
Постоянно повторяющийся вопрос следователей арестованным гласил:
– Кто вас предупредил?
Они долгое время крепились. Пока в январе 1944 года кто-то не проговорился. Всплыло имя Мольтке.
Тем самым его судьба была предрешена. Он был арестован. Гиммлер решил, что арестованного следует держать в тюрьме, но не отдавать под суд. Он не хотел, чтобы внучатый племянник всемирно известного фельдмаршала предстал перед судом. Так он считал до 20 июля 1944 года.
Когда гестапо схватило Гельмута Джеймса графа Мольтке, ему было около 38 лет. Под два метра ростом, с благородной внешностью, умным лицом, он был неординарной личностью и на любого человека производил сильное впечатление.
В начале войны Мольтке поступил на службу в абвер в качестве консультанта по международному праву. Когда его арестовали, тайная государственная полиция не имела ни малейшего представления о важности этого ареста. А в ее руках оказался не кто иной, как руководитель «Крайзауского кружка».
Хотя внимание тайной государственной полиции с момента задержания Догнаньи и отстранения от должности Остера и привлекали удивительные вещи, она все еще не знала, что абвер образовывал становой хребет заговора.
На деле и тайная государственная полиция имела слабое представление о происходящем, так как она все еще придерживалась пражского соглашения и не вмешивалась в компетенцию абвера. Да и в остальном указание Гиммлера «Оставьте меня с вашим Канарисом в покое!» оказывало сильнейшее сдерживающее влияние. Поступающие или обрабатываемые сведения сразу же направлялись в абвер или в отдельные ведомства вермахта. Поэтому тайная государственная полиция из разрозненных высказываний против режима или отдельных событий, известных им, никак не могла сложить цельную картину. Информация об этих высказываниях или событиях никогда не сосредотачивалась в одних руках или в одном месте. Наоборот, эти факты воспринимались различными службами как разрозненные процессы и без обобщения передавались в абвер.
Лишь расследование доктора Рёдера впервые позволило вермахту – но не РСХА – заглянуть в организационную структуру Сопротивления.
Равным образом Канарису благодаря Кейтелю и Гиммлеру еще раз удалось спасти то, что еще было возможно спасти, и Гитлер не узнал об этом деле.
Лишь некоторые вожди Сопротивления составляли опасные протоколы всех совершаемых шагов. Большинство же считало, что любой письменный документ в случае чего может стать роковым для заговора. И они были правы. Позднее именно таким образом в руки тайной государственной полиции попали записи с именами членов Сопротивления, занимавших высокие посты. Уже 21 июля такие списки были обнаружены на Бендлерштрассе. Доктор Йозеф Мюллер, будущий баварский министр юстиции, через посредство Ватикана вел переговоры с западными державами и передал на Запад дату наступления, установленную германским руководством. Позднее у него начался конфликт с членами Сопротивления. Когда-то он передавал им все свои документы, а общий отчет был записан на квартире у Догнаньи. Доктор Мюллер высказал свое пожелание, чтобы все они были уничтожены, поскольку англичане, в свою очередь, уничтожили все германские документы. Он хотел «корректной» игры. Но его отчет был уже «подшит к делу». Доктора Мюллера обманули, заверив, будто все его документы уничтожены.
В конце 1942 года задумался и сам Остер. В его кабинете хранился весь материал по заговору. Он переговорил об этом со своим другом, подполковником Фридрихом Вильгельмом Гейнцем, и тот посоветовал ему где-нибудь спрятать этот архив. Он был готов даже принять в этом личное участие.
Сначала все документы были рассортированы. Затем с помощью подполковника Шрадера и водителя Керстенхана на двух легковых машинах бумаги отвезли к господину Шиллингу в Прусский государственный банк. Там их положили в подвальный сейф. Господин Шиллинг был сводным братом Гейнца.
Туда отвезли далеко не все документы. Через некоторое время Шрадер и Гейнц снова забрали архив и с водителем Керстенханом отвезли его в Цоссен, где документы принял некий офицер по фамилии Радке и поместил их на хранение в сейф, расположенный в подвальном бункере.
Радке, в наши дни заместитель начальника Федерального ведомства по охране Конституции, в то время в чине полковника служил в отделении Ic Главного командования сухопутных войск (Восток). Он утверждал, будто документы заговора, включая знаменитый дневник Канариса, прятал в штаб-квартире «Вольфшанце»…
Ситуация для абвера начала становиться все более неблагоприятной, и тогда наконец пришли к выводу, что документацию нужно будет срочно уничтожить, как только возникнет серьезная угроза.
В конце 1942 года этот момент наступил. Гейнц сказал Шрадеру:
– Положение угрожающее. Документы нужно уничтожить.
– Уже сделано, – ответил Шрадер. И Гейнц успокоился.
Удовлетворенный, он доложил об уничтожении компрометирующих бумаг Остеру, который, в свою очередь, доложил об этом Канарису.
Почему Шрадер сказал неправду, никто никогда не узнает. Возможно, он хотел использовать материалы в качестве документальной основы для своих будущих публикаций об абвере.
Позднее водителя Керстенхана арестовало гестапо. Он служил рядовым в Ратенове, а теперь должен был идти на фронт. Но ему не хотелось воевать, и, возможно, он думал, что ему дадут отсрочку, если он сообщит что-то важное. Керстенхан рассказал о документах, которые он возил, один раз из абвера в банк, а другой раз – уже из банка в Цоссен.
– Как звали сопровождающего?
– Его имя было с и кратким…
– Может, Гейнц?
– Вот-вот, его звали Гейнц!
– Как назывался банк? – спрашивал сотрудник гестапо.
– Названия я уже не помню, но оно оканчивалось словом «торговля».
Один из сотрудников тотчас же поехал с Керстенханом. Он предполагал, что это «Прусская морская торговля», но попытался намеренно ввести Керстенхана в заблуждение, когда они проезжали мимо здания. Но Керстенхан проявил твердость.
– Вот сюда мы привозили документы и отсюда же их забирали. Я в этом совершенно уверен.
Абвер должна была добить одна маленькая деталь, маленькая капля, если Канарис сфабрикованными или неверными донесениями и так уже не сформировал у Гитлера мнение, что абвером плохо руководят.
Дело Фермерена решило судьбу военной разведки и контрразведки. Но это скорее было формальным поводом. Истинная причина заключалась в ложных донесениях Канариса.
Тротт цу Зольц, как управляющий фондом Сесилии Роудс, выхлопотал своему другу Фермерену стипендию для учебы. Во время войны он продолжал опекать его и устроил ефрейтору Фермерену должность в организации абвера в Турции.
Уже в 1943 году Фермерен с помощью своих родных, отца, матери и сестры, артистки кабаре Изы, сумел ликвидировать свои счета в Германии и приобрести имущество в Турции. Затем он отправил свою жену в Анкару и сообщил родственникам, что собирается «сняться».
В один прекрасный день Эрих Фермерен со своей женой, урожденной графиней Плеттенберг, сел в английский самолет и улетел в Каир.
Объясняя свой шаг тем, что из религиозных побуждений он больше не может работать на Гитлера и к тому же опасается, что может быть арестована даже его жена, поскольку она была связана с католическими
