шефа V отдела Главного управления имперской безопасности Небе, заговорщика с 1938 года.
На основании обнаруженных документов Хуппенкотеном была составлена докладная записка-подборка на 160 страницах, направленная Гитлеру в двух фотокопиях. Вскоре от него поступило указание рассматривать весь комплекс вопросов как секретное дело государственной важности. Следствие и допросы начать немедленно, по их завершении доложить снова. Все решения Гитлер оставил за собой и запретил передачу дел и подследственных в «Народный суд».
Важнейшие дневники Канариса были найдены и переданы в Главное управление имперской безопасности только в 1945 году. Они состояли из несброшюрованных листов, заполненных машинописным текстом, и охватывали период с 1939-го по 1945 год.
Здание Главного управления имперской безопасности было разбомблено 3 февраля 1945 года, оперативное руководство перевели в барак в Ванзее в секторе воздушного флота «Рейх». Шеф гестапо жил в доме на краю сектора. В середине апреля 1945 года там появился группенфюрер СС Раттенгубер и передал находку шефу гестапо. Это были дневники Канариса – около 2000 страниц, напечатанных на машинке, в черном скоросшивателе. Дневники, написанные от первого лица, полностью изобличали его участие в заговоре. Они хранились в Цоссене в другом сейфе, где и были обнаружены.
То, что госпожа Канарис или госпожа Гросскурт, как это нередко утверждают, будто бы сожгли дневники адмирала, – чистый вымысел. Хуппенкотен увидел дневники, разделенные на 12 тетрадей, 11 апреля 1945 года. Но вполне вероятно, что несколькими неделями ранее они уже побывали в руках Кальтенбруннера, который накануне сообщил о них Гитлеру.
Этот дневник содержал второй смертный приговор Канарису.
Из дневников следовало, что Германия, по мнению Канариса, проиграла войну. Затем из них выяснялось, что шеф абвера поставил в известность датчан о дате нападения на Данию и Норвегию. Роковые листки содержали доказательства, что Канарис сообщил Остеру дату наступления во Франции, точно так же как и день вторжения в Югославию.
Канарис писал о том, что вместе с Догнаньи он встречался со статс-секретарем Вайцзеккером. Вместе они обсуждали, что предпринять. Вайцзеккер заявил, что ему уже известны замыслы Гитлера относительно Югославии. Результатом их обсуждения стало решение предупредить югославского военного атташе Владимира Ваухника.
Ваухника в ночь перед вторжением предупредили по телефону таким образом, чтобы он не догадался, кто звонил. Это произошло 2 апреля 1941 года.
Затем из этих дневников следовало, что Канарис через Стокгольм вступил в контакт с русскими. Тем самым раскрывалась подлинная цель шведских поездок Бонхёфера – Мольтке.
С дневников еще 20 апреля 1945 года имперской уголовной полицией были отсняты микрофильмы. По окончании войны они были сожжены в одном из барачных лагерей.
Гибель директора имперской уголовной полиции Небе
Немногим удалось бежать после 20 июля. Некоторые сразу отринули мысль о бегстве, чтобы не подвергать близких опасности, другие понимали, что им вряд ли удастся сбежать. В поездах регулярно проводились проверки, необходимо было предъявлять проездные документы. Если имелся автомобиль, то не хватило бы бензина; кроме того, всегда существовала опасность, что остановят. Если пойти пешком, то в любой момент можно было оказаться в руках патрулей. Если где-то затаиться и попытаться отсидеться, то рискуешь остаться без еды; продукты тогда в Германии можно было получить только на месяц.
Правда, одному заговорщику удалось скрыться и избежать ареста. Тогда как брат его был схвачен и казнен, доктор Отто Джон бежал на самолете в Португалию. Позднее, как стало известно, Джон стал президентом Комиссии по охране Конституции.
В качестве юрисконсульта «Люфтганзы» Джон многие годы входил в состав заговорщиков. Задолго до вступления Америки в войну он и многие из его друзей были знакомы с многолетним руководителем пресс-бюро Ассошиэйтед Пресс в Берлине. Перед тем как Лохнера интернировали в Бад-Наухейме после начала войны с Америкой, Джон еще в Берлине, до его высылки на родину, успел передать ему шифровку для президента Рузвельта. Лохнер попытался выполнить его поручение по возвращении в Америку, но ему не удалось прорваться к Рузвельту или передать шифровку кому-либо из высокопоставленных членов правительства.
У Джона были хорошие друзья и в Англии. Ему удался побег на самолете в Лиссабон. Там о нем позаботились англичане и переправили в Лондон.
Гизевиусу также удалось ускользнуть. Он, после различных метаний, укрылся в доме директора Пласмана и временами прятался в подвале Штрюнка, живя на его продуктовые карточки.
Небе расстался с Гизевиусом в конце июля. Долгое время полиция не предпринимала против Гизевиуса никаких розыскных мер, поскольку Шелленберг, шеф VI отдела (СД-шпионаж), уверенно заявлял, будто Гизевиус уже давно в Швейцарии, его источники сверхнадежны. Эта ложная информация Шелленберга спасла Гизевиусу жизнь. Под носом у тайной государственной полиции он полгода продержался в Берлине. Лишь в январе 1945 года на Принц-Альбрехт-штрассе поступил сигнал, что Гизевиус еще в Берлине. С этого момента его стали выслеживать, но тщетно. С фальшивым удостоверением гестапо он сбежал к своим друзьям в Швейцарию.
Группенфюрер Артур Небе 21, 22 и 23 июля, как всегда, обедал с Кальтенбруннером. Он разыгрывал самую великую и трудную роль в своей жизни. Он был столь активен при арестах, сам называл подозреваемых и проявлял такое рвение, что даже недоверчивый Шелленберг сказал о нем: «Небе предан как пес!»
И шеф ведомства Мюллер даже отдаленно не подозревал, что его друг Небе в какой-либо степени причастен к заговору.
И тут грянуло 24 июля…
Небе сидит в своем кабинете и говорит по телефону с Хельдорфом. Он просит полицайпрезидента Берлина приехать к нему в управление. Удивительная бестактность. Должно быть совсем наоборот.
Но Небе выполняет поручение и находит предлог, чтобы заманить Хельдорфа к себе в кабинет. Каково было у него на душе, когда от Кальтенбруннера и Мюллера он узнал, что против Хельдорфа существуют настолько серьезные улики, что его собираются арестовать. А сам Небе должен стать ловушкой.
Хельдорф прибывает в полной форме. Бесцеремонно и беззаботно он пожимает своему другу Небе руку.
У Хельдорфа хорошее настроение. Неудача с путчем не обескураживает его. «Тут может помочь только дерзость. Мы продолжим дело и будем делать вид, будто ничего не произошло».
В приемной происходит короткий обмен репликами. Лицо Небе становится серым, поскольку он знает, что сейчас произойдет.
Двери распахиваются, и на Хельдорфа наставляют несколько автоматов:
– Руки вверх! Вы арестованы!
– Ну да? – Хельдорф поражен, но нисколько не испуган. На его руках щелкают наручники.
– Пройдите с нами, – приказывает начальник Берлинской государственной полиции, который провел задержание.
Хельдорфа допрашивали сутками напролет. Он вел себя смело и мужественно. Хельдорф спокойно шел навстречу собственной участи.
Но когда позднее его допрашивали о Небе, он рассмеялся:
– Небе – заговорщик?! Да он трус. Невозможно! Друг Артур слишком труслив, чтобы пускаться в опасные предприятия…
Хотя Хельдорф подозревал, что его арестовали не без участия Небе, из его уст не раздалось против него ни слова.
Но невезучий друг Небе думал иначе. Он полагал, что Хельдорф его выдал.
В понедельник Небе еще раз увидели на Принц-Альбрехт-штрассе, а затем он исчез.
Вторник прошел без Небе. Его друзья, криминальрат Лоббес, его заместитель Вернер и другие чиновники уголовной полиции понимающе усмехались. Когда Небе исчезал, это всегда означало любовную интрижку. Его увлечение женщинами было известно, он был неразборчивым, хотя и галантным кавалером: никогда не появлялся у своей дамы без цветов и делал шикарные подарки. Но несмотря на то что чиновники и были уверены, что Небе опять ввязался в какое-то любовное приключение, тем не менее в
