– Спустись в гостиную, будешь переводчиком. Сейчас Стив приведет этого… этого shit! – Он заметил мою нерешительность и добавил: – Не бойся, это мелкий мерзавец!
– Кому мелкий, кому нет. А мое лицо – мое богатств, шеф. Не хочу, чтобы он его запомнил. Может, мне лучше принять личину Виташковой?
– Ладно. Мне так даже удобнее – не надо будет выдумывать, кто ты, – буркнул старик в ответ.
Слыханное ли дело: он впервые что-то мне объяснял. Похоже, начал подозревать, что я тоже человек.
Когда Барашко увидел бабу, он повел себя, как один пес моего деда. Завидя более сильную собаку, тот садился к ней спиной и делал вид, что противника не существует. Дед, философ-самоучка, прозвал пса солипсистом.
Станнингтон открыл приготовленную папку так, чтобы стервятник видел, что лежит внутри, Текст был написан по-английски, но большая фотография двадцатилетней давности с печатью агентства Харриса позволяла догадаться, что за сценарий покоится в папке.
– Он о тебе все знает, и может тебя закатать на кичу.
Когда я перевела первую фразу Станнингтона, бандюган опупел, но потом взял себя в руки.
– Ты спросишь, почему я до сих пор не вызвал полицию? Потому что хочу постараться договориться с тобой. Если ты попробуешь не выполнить мои требования или начнешь крутить, то я тебе устрою небо в крупную клетку.
– Чего вы хотите от бедного человека? – заскулил стервятник.
Провалился куда-то без остатка отважный Крестный Отец, правая рука заграничного мафиози, словно вместе с маскировочными шмотками, он снял с себя и характер. Перед Станнингтоном извивалась человекоподобная глиста, одетая бедно, но чистенько.
– Сколько у тебя сообщников?
– Один американец и двое здешних. Ян и Мерин. Но это американец их нашел, я про них ничего не знаю! Клянусь!
– Господь тебя за лжесвидетельство накажет. Никакой это не американец, а самый настоящий поляк. Его за убийства и грабежи разыскивают полиции Польши, Франции и Марокко.
Станнингтон показал досье Виктора. Стервятник глянул на фото и окончательно наложил в штаны.
– Заслуженный артист твой кент, а? – весело заметила я.
– Что же мне делать?
Станнингтон протянул ему подделанное письмо Этера и пояснил, чего хочет.
– Кроме того, предупреждаю, что за Суражинскую ты больше не выжмешь ни гроша, но скажешь, как ты ее нашел!
Станнингтон сверлил стервятника взглядом. Его явно интересовал человек, который много лет назад вписался в его судьбу, сам того не зная, стал фатальной силой для него и Ядвиги Суражинской, хотя могучий миллионер и никчемный пария обитали в разных полушариях и на разных общественных полюсах.
Барашко посматривал исподлобья. Молчал. В морду не бьют, аванс дают – значит, он кому-то нужен. Сволочь начинала выпрямляться.
– Я все и без тебя знаю, – ледяным голосом сказал Станнингтон. – Она живет на Садыбе, работает в театре, в который ты таскаешь свое тряпье. Я хочу понять, как ты ее узнал. Ведь ты видел ее ребенком, прошло уже сорок лет. А, ладно, можешь не отвечать.
– Наткнулся как-то на ее мамашу, когда та выходила из мастерской…
Конечно, тогда Барашко смылся, потому что ни в коем случае не хотел им напоминать о своем мошенничестве, но, когда прочитал в газете памятное всем объявление о поисках Ядвиги Суражинской, не преминул использовать случайно полученные сведения.
На рассвете Стив доставил стервятника домой.
Торговец театральными костюмами слова не сдержал. Может, его подельники не допустили, чтобы он показался в Ориле в условленный день? Он появился у ворот без предупреждения, когда Котелок с помощниками начали переправляться через реку. Когда же бандиты залегли под защитой можжевельника, уверенные в себе и своем успехе, первую пулю они подарили нежелательному свидетелю. Видимо, никто не должен был уйти оттуда живым. Но случилось иначе – это они полегли. Все.
Станнингтон даже не соизволил на них полюбоваться. Он упал в кресло и завернулся в одеяло. Я понятия не имела, что жизнь несгибаемого старца подошла к концу. Его реакция показалась мне естественной после жуткого напряжения двух последних дней.
– Иди, посмотри, кто там. Я хочу знать, те ли это люди, – приказал он.
Старик трясся под пледом, не в силах согреться, хотя я закутала ему ноги.
Я плеснула денатуратом на дрова в камине и ткнула зажженную спичку. Бухнула синеватым огнем.
– Это та самая водка, которая может проесть железо?
Он приоткрыл глаза и посмотрел на горящие поленья.
– Нет. Тоже спирт, только ядовитый. Дешевый.
Я пододвинула его кресло к огню. Деловой! Вместе с гориллой нарубили людей, как капусту, сам еле сипит, а туда же! Об экономии заботится!
– Ну, иди же, иди! – поторопил он. – И дай мне телефон.
