Неужели они не принадлежали ни к какой церкви? Или попали под влияние одной из сект, которые стремительно размножались в конце прошлого столетия и так же быстро канули в Лету?
В Роселидо хранилась старая Библия, напечатанная на пергаменте в Англии в конце семнадцатого века, – с заставками ручной работы, расписанная золотом и пурпуром, оправленная в телячью кожу с золотой застежкой с коралловыми инкрустациями.
Семейная Библия, как утверждал отец. На последнем чистом листе значились имена Бекки, ее родителей, братьев и сестер. На свидетельства об их смерти Этер наткнулся во время поисков в окружном архиве. В Библии были записаны даты рождения и преждевременной смерти детей, возле их имен стояли крестики. Только дату кончины Бекки вписали другим почерком, а чернила еще не поблекли, как на ранних записях.
Семейную хронику открывала еле различимая запись о дне бракосочетания Ангуса и Деборы Станнингтон, которое состоялось в штате Нью-Хэмпшир в Новой Англии, в пресвитерианской церкви.
Если верить в подлинность записей на последней странице старого фолианта, родители Бекки принадлежали к реформатской, умеренно пуританской церкви.
Если верить… потому что эту дорогую Библию мог купить дед или отец Этера. Многие антиквары разыскивали в Европе по заказу богатых клиентов подобные памятники старины.
Подделка семейных записей тоже не являлась исключением. Специалисты подбирали почерк и старили чернила в соответствии с требованиями клиентов.
Афоризмы, семейные девизы, первосортные портреты предков… Только дед Джон был слишком необразован, поэтому подделку портретов первых Станнингтонов доверил какому-то халтурщику из Стокерсфилда, который срисовал картинки из иллюстрированного журнала, хотя, надо признать, изысканного и английского.
Судя по именам, предки были протестантами.
А вот у Гранни на стене висели две мадонны. Обе смуглолицые, с узкими раскосыми глазами. Одна в золотом, усеянном драгоценными камнями одеянии, в короне, с младенцем на руках, написанная анфас. Вторая – в лучистом нимбе, богатом серебряном окладе – смотрела на молящегося в три четверти.
Польские мадонны с темными ликами византийских икон. Им молилась бабка по скромному молитвеннику в черной коже, заложенному картонными иконками. Библии у нее не было, она ее не читала.
Иногда она ездила в католический храм в Стокерсфилд и тогда покрывала голову ценным подарком сына, замечательной испанской мантильей. Скрещенные на груди два крыла черного кружева мягко стекали вниз, до самых ног старушки. Садясь в машину, она заботливо поправляла роскошную ткань.
Через много лет Этер еще увидит в краю своей бабки женщин, которые спешат к утренней мессе, прикрыв головы кружевными шалями точно так же, как бабка. Гранни оставалась верна неизменной в течение многих поколений деревенской моде.
– Бог всюду, – говорила она, объясняя внуку, почему так редко ездит в храм. – Он видит наши сердца и наши поступки, сидя на небесном троне своем.
– А на чем стоят ножки его трона? – любопытствовал пятилетний скептик.
– Господу незачем подпираться, могущество Его безгранично, – с достоинством отвечала она.
Ее Бог был римско-католический, католическим был Бог и деда Джона, и отца, хотя бабка клеймила их уничижительным «недоверки».
Пендрагон Станнингтон никогда не скрывал своей религии, хотя не был набожным. По его мнению, принадлежность к католической церкви не компрометировала. Множество влиятельных семей принадлежало к этой религии. Когда же на папский трон воссел кардинал из Кракова, отец Этера стал даже хвастаться своим вероисповеданием и происхождением матери.
Но умершая родами вместе с младенцем пресвитерианка Бекки Станнингтон и безбожный папист Джон Станнингтон заключили только гражданский брак, никто не решился перейти в веру другого… Может быть, степень родства между ними исключала такой союз, ведь и католическая, и протестантская церковь не поощряют браки между близкими родственниками.
Только вот откуда взялся среди пуритан Станнингтонов один папист, который через тридцать лет после смерти Бекки и их единственного ребенка, в пятьдесят семь лет женился в католическом храме в Стокерсфилде на девятнадцатилетней польской иммигрантке Анне Суражинской?
Книга записи актов гражданского состояния в Берминг-Сити, книга переписи населения прихода Стокерсфилд и все анналы согласно называли место его рождения: деревня Титусвилл в Западной Пенсильвании.
Этеру, человеку из четвертого поколения людей, обогатившихся на нефти, название это не было чужим. Он знал, что именно там в тысяча восемьсот пятьдесят девятом году началась история американской нефти, и оттуда же вел свое начало консорциум Рокфеллера.
Но в Титусвилле внук Джона не нашел ни малейшего упоминания о рождении деда, хотя муниципальные и церковные архивы полностью сохранились.
След терялся.
Он не знал имен родителей деда, и долгие годы не отдавал себе отчета, что слышал эти имена в самом раннем детстве, только в польском звучании. Их поминала Гранни в своих заупокойных молитвах.
Станислав и Янина Кардаш родились и прожили долгие годы крепостными крестьянами, а потом вольнонаемными в имении Марковщина под Кроснами. Имение принадлежало польскому магнату, который занимал должность при дворе австро-венгерской монархии. Там же родился на свет младший их ребенок, который при крещении получил имя Ян в честь Иоанна Евангелиста, о чем правнук узнал только из иммиграционных архивов штата Калифорния. Только там остался след, что Джон Станнингтон, прежде чем женился и взял фамилию жены, звался совершенно иначе.
Тут наконец Этер понял, почему в рассказах отца было столько несообразностей. То, что помнил Ян Кардаш о жизни польской аристократии, Пендрагон Станнингтон дополнил подробностями из книжных описаний быта английских дворян.
