– А деньги всегда вовремя, – улыбнулся Микеланджело Оверола и пропал за метелью.
Я накупил всякой вкуснятины с учетом пристрастий нашей интербригады. Всем надо было разговеться после стольких недель капустной диеты, которую хуже всех переносила, вернее, не переносила Исмаиля. Поэтому я постарался не забыть о «пальчиках Фатимы» – пирожных, по которым она больше всего тосковала. Вернувшись в каморку, я первым делом выставил в коридор котелок с почтенным бигосом, и открыл иллюминатор нашего ледокола, чтобы выветрить присущий этому блюду букет. Почти сразу, один за другим, заявились все жильцы. Как всегда, Исмаиля не оценила моих усилий.
– Смердит, как в норе у скунса. – Марокканка раздула тонко вырезанные ноздри. Возвращаясь с улицы, она часто говорила что-нибудь в этом духе. – Открыть окно? – неуверенно спросила она.
– От вони никто еще не умер, – наставительно отозвался я, – а вот от мороза Наполеон проиграл российскую кампанию.
– Оливки, вино, вестфальский окорок, бриоши, «пальчики Фатимы», четыре сорта сыра… – перечислял Свен, копаясь на столе. – Ты великий человек!
– Еще бы! Мы славяне! – тут же встрял Отокар.
Я не долго позволял им идолопоклонствовать, тем более что все требовали объяснить, откуда взялось неслыханное богатство.
– Ты водишь дружбу с бароном Ротшильдом? – вопрошала Исмаиля, изысканно поедая восточное пирожное, истекающее жиром, сахарной глазурью и халвой.
– Нет, всего лишь с нашим личным миллионером. Этер, ужин я закатил за твой счет. Из десяти тысяч франков я истратил двести пятьдесят. Вот сдача. – Я положил перед ним деньги.
– А откуда они у меня? – Он смотрел на банкноты с опаской, как пес на ежа.
– Микеланджело Оверола вернул долг своей маммины.
– Синьора Оверола ничего мне не должна.
– Может, ты забыл, случается…
– Кто, говоришь, принес деньги?
– Микеланджело Оверола, подросток, красивый, как Исмаиля. – Я отвесил прекрасной деве Свена изысканный придворный поклон и описал, как выглядел юный итальяшка.
– Микеланджело Овероле от роду десять месяцев, – сообщил Этер. Синьора Оверола оказалась приходящей уборщицей, которая периодически наводила порядок в квартире Этера.
– Может, это его старший брат?
– У него только четыре сестры и нет никакого брата. Не ломай голову, Бей, ни одна из девочек не могла притвориться взрослым парнем.
Самой старшей – восемь лет. Да будет тебе! А ну говори, откуда ты взял деньги?
– Я ничего не выдумываю. В любом случае деньги принес кто-то, кто точно знает, где ты теперь обитаешь.
– Но я никому не давал вашего адреса! Действительно, Этер вел себя чрезвычайно осторожно. Письма он получал у консьержки дома, где у него была квартира. В основном это были письма от Коры, которая уже вышла замуж и обзавелась собственными детьми, но к воспитаннику сохранила самые теплые чувства. А письма отца он возвращал, не распечатывая, о чем сказал нам только теперь.
– У твоего отца есть адрес Бея, – вставил Отокар.
Всех заинтриговал посланец, одолживший имя у грудничка и отдавший деньги, которых не брал в долг.
– Парень постучал сразу к Свену, а мистер Станнингтон не знает наших трюков, – ответил я.
– Значит, узнал, – промычал Свен. – Да что голову ломать, и так дело ясное. Он заблокировал тебе счет, ты его писем не читаешь, но он не желает, чтобы ты помер с голоду, поэтому использовал итальянского подростка, чтобы дать тебе средства на жратву.
– Это не в стиле моего отца. Он не играл бы в благородного анонима, просто разблокировал бы мой счет и велел меня уведомить. Он любит играть в великодушие.
– А почему парень воспользовался чужим именем?
– Обратите внимание, итальянца прислали, когда Этера не было дома!
– Но непонятно, почему воспользовались именем семьи Оверола.
– А если бы в этот момент пришел Этер?
– Подстроили так, что он не пришел. Кто знал, куда ты идешь?
– Только Анна-Мари. Я встретил ее в «Ротонде».
Нам, разумеется, захотелось узнать, кто такая Анна-Мари.
– Манекенщица из «Вог». – Этер говорил неохотно.
– Может, это она послала тебе деньги?
– Анна-Мари знает, что Микеланджело Овероле десять месяцев, хотя догадывается, насколько плохи мои дела. Она даже предлагала одолжить мне деньги, но я отказался.
– Парня просто очаровала моя сумка. Все рассматривал ее, примерял, прямо вывернул наизнанку!
Только теперь поведение подростка показалось мне подозрительным. Когда он рылся в моей сумке,