Тогда-то и тогда-то, в канцелярии доктора Филиппа Клапарона, в отсутствие хозяина, поверенный в делах господина Станнингтона был свидетелем при заключении следующего договора: за триста тысяч франков, выплаченных по моей просьбе не чеком, а наличными, я должен был сообщать обо всех делах Этера-Карадока Станнингтона его отцу и ни в коем случае не разыскивать, а только изображать поиски Ядвиги Суражинской и других лиц, с нею связанных. Обещания я не выполнил.
– Это абсурдные, ни на чем не основанные вымыслы! – Мне стало смешно при мысли, что подобные обвинения кто-то будет всерьез рассматривать.
Но смех застрял в горле, когда я прочел свидетельство доктора Филиппа Клапарона. Он подтверждал, что по просьбе доктора Хенрика Оскерко, варшавского адвоката, пребывающего в Париже, он предоставил в его распоряжение помещение своей фирмы, в том числе библиотеку.
Гость располагал помещением фирмы с вечера пятницы до утра понедельника в такие-то дни.
Адвокат Оскерко злоупотребил доверием доктора Филиппа Клапарона, используя его канцелярию для совершения сомнительных сделок, хотя доктор Клапарон разрешил адвокату Оскерко пользоваться только библиотекой и ни в коем случае не принимать никаких клиентов.
– Я не знаю этого человека, никогда не пользовался его любезностью, никогда не видел Пендрагона Станнингтона. Для меня оскорбительно само предположение, что я мог взяться за подобные услуги.
– Но ты стал поверенным в делах молодого Станнингтона?
– Разумеется.
– Познакомься с этим документом. Оригинал находится у жалобщика.
Председатель комиссии положил передо мной нотариально заверенною копию расписки на триста тысяч франков. Под машинописным текстом, гласящим, кто и сколько получает в оплату за определенные услуги, значились мои инициалы.
Я онемел и даже стал гадать, не подсовывал ли мне кто-нибудь на подпись чистый лист. Да нет же, я никогда не расписываюсь подобным образом.
– Это не моя подпись! Под документами я всегда подписываюсь полным именем. Сокращенную подпись я ставлю только на копии.
Совершенно ясно, что этого сокращения не хватит для однозначного заключения экспертизы. Нельзя будет отрицать или утверждать, что расписывался я. Слишком мало для уголовного процесса, но вполне хватит для гражданской смерти.
В дни, указанные в расписке и жалобе Клапарона, я выезжал по делам клиентов в Бельгию и Германию. Завернул и в Париж, чтобы повидаться с сыном. Сроки моих командировок не совпадают с указанными датами, но мне трудно будет это доказать. В сочетании с распиской обвинение звучит весьма весомо. Перспективы защиты рисовались более чем мрачно.
Дело застопорилось. У меня был пресловутый парадоксальный выход: доказать, что я не верблюд. Пусть даже коллегиальный товарищеский суд выводов не сделает, все равно: если я не представлю фактов, то останется дурная слава в сочетании с бешеной завистью из-за трехсот тысяч франков, которые я вроде бы заграбастал.
Помощь пришла с самой неожиданной стороны.
– Мистер Станнингтон-старший хочет срочно с вами увидеться. Лучше всего прямо сейчас. Вам нужен переводчик? – Звонила переводчица из гостиницы «Виктория».
– Я жду мистера Станнингтона. Переводчик мне не нужен, я знаю английский.
Бей говорил о поразительном сходстве младшего и старшего Станнингтонов, но все равно я был поражен, когда в мой кабинет вошел немолодой человек.
– Вы не были у Клапарона, – заявил он, присмотревшись ко мне. – Я немедленно лично в письменном виде подам соответствующее заявление в вашу коллегию.
Оказывается, дисциплинарная комиссия моей коллегии все-таки подвиглась написать письмо, где выражала сомнения в выдвинутых против меня обвинениях. Поэтому Станнингтон и приехал.
– Это не я оклеветал вас, господин адвокат.
– Ни минуты не подозревал вас в этом, мистер Станнингтон.
Подозревал, еще как подозревал, но ему об этом знать вовсе не обязательно. Если и не он лично организовал эту аферу, все равно она была ему на руку. Удобный предлог, который позволил ему сохранить лицо и подобраться поближе к делам сына. Вот в чем причина его поспешного приезда, а не спасение доброго имени какого-то безвестного адвоката.
– Я позволил себя обмануть. Обыкновенное мошенничество, инспирированное моей женой, с которой я давно уже не живу. Это психически неуравновешенная женщина. Собственно говоря, фирма «Клапарон» представляет ее интересы, но этой женщине всегда была чужда лояльность.
Из двух зол он выбрал более выгодное: предпочел считаться жертвой коварства близкого человека, а не обыкновенных мошенников и шантажистов.
– Как можно доверять человеку, который берется за столь неэтичные дела? – спросил я.
– Я полвека занимаюсь бизнесом и ручаюсь вам, что ангелы встречаются крайне редко.
Так я впервые увидел Станнингтона-старшего.
БАРРАКУДА
Вокзал Гар-де-Лэ.
Высокая стеклянная крыша из переплетенных ажурным металлом окошечек, опирающаяся на столбы. Металлические гирлянды, розетки, вычурные завитки. Под запыленной элегантностью конца прошлого века бегут перроны и сплетаются рельсы, растет лес семафоров. Движением управляет компьютер. Через несколько минут уходят два экспресса: Париж—Брюссель—Гаага и Париж—Женева.
