кодексом. Сама она ни в чем таком никогда не принимала участия. Она работала и выслужила скромную пенсию.
– Все, что я прислала, – это тебе.
– Да мне, детка, мало надо. Может, ты когда-нибудь остепенишься, замуж выйдешь… Что за мода пошла, девушки такие худые! – причитала она, растирая мне спину. – Небось, в этих заграницах ты и ела-то что попало. Ну, ничего! Если посидишь дома подольше, я тебя откормлю. – Так мама хотела вызнать, как долго я пробуду дома.
Неизменность любви мамы и искренняя радость от моего возвращения, вечная жизнь старого дома возвратили мне покой. Засыпая, я чувствовала себя в безопасности. Но это было совсем не так. Со мной остались страсти, гнев и безумие других людей.
АДВОКАТ ОСКЕРКО
– Адвокат Оскерко? – Женский голос с французским акцентом поперхнулся моей фамилией.
В трубке шелестели еле слышимые помехи, словно бился далекий пульс. Такой телефон был у Этера в Ориле. Последнее достижение электроники «Телефункен».
– У меня есть сведения, представляющие огромное значение для старого Станнингтона.
Дама говорила по-французски, но слово «старый» она произнесла по-польски, хотя с таким же кошмарным акцентом, что и мою фамилию.
– Я не веду дела старшего мистера Станнингтона, до сих пор я видел его только раз.
– Ничего страшного. Он серьезно отнесется к поверенному в делах своего сына.
– А к вам?
– Со мной дело обстоит несколько хуже. Он может подумать, что я хочу вытянуть из него деньги.
– А вы этого не хотите?
– Вы всегда столь нелюбезны с клиентами? – старательно выговорила она опять же по-польски.
– Вы не относитесь к числу моих клиентов, к тому же разговариваете со мной анонимно.
– А обязательная вежливость члена коллегии адвокатов?
– Увы, всеобщая вульгаризация не обошла и моей профессии.
– Прошу вас, отнеситесь ко мне серьезно, – попросила незнакомка на фоне все той же характерной пульсации. – Я действую в интересах Этера, а он – ваш клиент.
– Я скептик, мадам. Не верю в бескорыстную заботу о чужом благе, особенно когда ее декларирует на расстоянии некий аноним.
– Давайте не будем философствовать. Вы согласны выполнить мою просьбу? Прошу вас, не отказывайтесь, иначе может случиться беда!
– Что мне передать в Калифорнию? Только постарайтесь говорить конкретно.
Может быть, сведения и в самом деле важные: в голосе женщины звучало почти отчаяние.
– Документы Орлано Хэррокса в Варшаве, у меня. Насколько мне известно, это единственный экземпляр. Я готова передать им бумаги.
– Как с вами связаться?
– Пусть назовут день приезда и гостиницу, где они остановятся. Я сама найду мистера Станнингтона. Я позвоню вам завтра. Счет идет на часы! До следующего звонка, пан адвокат!
Заказав Лос-Анджелес, я набрал номер Ориля, хотя и не верил, что незнакомка возьмет трубку, даже если она и правда звонила из дома Этера. Действительно, отозвался только автоответчик.
Зато Калифорния ответила.
– Приветствую вас, мистер Оскерко, – сухо сказал Станнингтон-старший.
Я слышал его голос второй раз в жизни и впервые по телефону. И хотя знал о поразительном сходстве отца с сыном, но снова испытал потрясение, когда услышал в трубке голос Этера, с таким же тембром.
Слово в слово я изложил просьбу незнакомки.
– Я буду в Варшаве… – Станнингтон на миг умолк, после чего назвал дату и час прибытия самолета по европейскому времени. – Остановлюсь в «Виктории» или «Бристоле». Надеюсь, вы ничего не скажете Этеру?
– Не скажу.
Неужели речь по-прежнему идет о тайне рождения мальчика или о чем-то еще худшем? Ясно одно: стоило назвать фамилию застреленного более года назад главы бостонской клиники, как Станнингтон- старший бросает все и спешит в другое полушарие.
– Этер в Варшаве?
– Он вылетел в Нью-Йорк.
На том конце провода послышался вздох облегчения.
– До свидания, мистер Оскерко, спасибо.
Дело оказалось серьезнее, чем я думал. Сейчас и я забеспокоился. Счастье, что не отмахнулся от звонка незнакомки.
Почти наверняка кто-то воспользовался аппаратом в доме Этера. Запасные ключи лежали в моем
