наркоза, поверили, что со второго этажа она не убежит. Невероятно! Какая-то мистификация…
Через множество слоев ваты просачивались два голоса. Сначала это просто шелест, потом звуки, постепенно я начинаю различать слова.
– Ужотко встанет, тогда скажу, а будить не буду, – шептал сердитый женский голос.
– Вас, пани Виташкова, заместо бультерьера на цепь садить! – фыркнул мужчина.
Виташкова! В памяти всплыл образ бабы с распухшей щекой и покрасневшими глазами. Вот она идет к телефону, шаркая шлепанцами, и шепелявит в трубку свою фамилию. Но у этой женщины звучный, чистый голос. Порванные дурманом мысли медленно проникают сквозь марево: каким-то образом эта старушка со скрюченными артритом суставами сумела по простыням выбраться со второго этажа.
Стоп! Ее рук я не видел. Их скрывали резиновые перчатки. Но почему?
– Не пхайтесь туда! Человеку плохо, он отдохнуть должен, – снова зашептала женщина.
– Ей-богу, чтоб я сдох, наклюкался пан адвокат! – радостно хохотнул знакомый мужской голос. – Житейское дело-то, ничего страшного… А с кем назюзился, не с профессором из дачного поселка?
– Бей отца будить запретил!
Имя сына пронзило мозг электрической искрой.
– Пани Виташкова! – Собственный голос едва не расколол мне череп.
– Добрый день, пан адвокат.
Первым в комнату протиснулся староста, за ним – Виташкова.
– Бей ранесенько приехал и не позволил вас беспокоить, пока вы сам не встанете, – повторила женщина.
Не знаю, утро сейчас или вечер. За окном серая мгла, идет дождь. Часы мои остановились.
Виташкова села напротив меня: худенькая, маленькая, в широкой рубахе и поношенной овчинной безрукавке. На груди скрещены два конца вязаной шали, на ногах черные вязаные чулки, похожие на полярные унты. Седые волосы собраны в пучок.
Виташкова! А раздутая флюсом щека, щелка заплывшего глаза, красные веки и ведьмина шепелявость – неужели бред наркотического сна?
– А вы знаете моего сына?
– Ну как же, конечно! Да и вас, пан адвокат. Я ж племянница Бронки Брыкаловой, Марьяна Виташкова, здешняя домработница, а Бей вам письмецо оставил.
Из кармана мешковатой юбки она вытащила листок.
Я узнал почерк Бея.
Отец! У меня сегодня заседание в суде, закончится около четырех. Я обязательно за тобой приеду, поэтому самостоятельно ничего не предпринимай. Маму не тревожь, спи. Ты у нее на плохом счету. Но ты не беспокойся, мы что-нибудь придумаем. Отдохни и проветрись от коньячной вони.
Виташкова ведет себя так, словно ночью с ней не происходило ничего необычного. Но при старосте я не хочу ни о чем расспрашивать.
– Бей звонил, прежде чем приехать?
– Он приехал не сказавшись. Велел постелить вам. Я принесла одеяло из гостевой комнаты, – объяснила Виташкова происхождение перины, из-под которой я с трудом выкарабкался.
– А что было дальше?
– А чего было? Накрыл он вас, окна распахнул, запретил их закрывать и вас будить. Сел в машину и уехал, – неохотно ответила Виташкова.
Она явно недовольна, что я вынуждаю ее открывать подробности, связанные с моим непристойным состоянием, в присутствии старосты. Я не знаю этой женщины, но, будучи родней Брониславы, Виташкова считает меня членом клана и заботится о моей репутации.
– Который час? – Мне не терпелось поскорее выбраться из временной пропасти.
– Да уж полдень прошел, – просияла Виташкова. – Бойлер нагрелся, может, пан адвокат ванну примет?
– Вы мойтесь, я подожду, – поощрил меня Мишковяк.
Я собрался с силами и на ватных ногах поплелся в ванную. Мишковяк проводил меня понимающим взглядом.
– Вы после мытья халат какой накиньте, там разные висят, а одежду оставьте. Я почищу свитерок и штаны поглажу.
Мне начинает казаться, что я облевал свитер. Доказательства чудовищного пьянства множатся с каждой минутой.
Собственное отражение меня испугало. Зеленоватая помятая рожа, поросшая неряшливой седой щетиной, мешки под мутными глазками, а выражение лица подловатое. Ничего удивительного, что люди навоображали черт-те что. Еще немного, я и сам поверю, что в одурманенном состоянии напился как свинья. Да это просто написано на бесстыжей морде в зеркале.
Контрастный душ вернул мне уверенность. В комнату я вошел уже совсем в другом настроении. В камине весело потрескивали дрова, рядом с диваном был накрыт столик. Маринованный окунь, деревенская колбаса: не копченая, а смягченная травами и солью и высушенная на сквозняке. Редкий деликатес в наши дни. Маринованные грибы, соленые огурчики, на электроплитке в котелке варились сосиски. М-да, а есть-то очень даже хочется…
