– Это вам хрен в сраку, – незлобиво ответил палестинец, по-видимому, учившийся в Лумумбарии и женатый, судя по выговору, на украинке. – Сбросим годков через сто в море, факт. Поплаваете еще говном.

– Кончай базар! – плотный детина, скрипя паркетом, выдвинулся из коридора напротив. До синевы выбритая голова и полное отсутствие бровей делали его похожим на Фантомаса.

– Ну как люки? Не открыл? – спросил его араб.

– Нет. А тротила у нас нет, ответил бритоголовый, прежде чем обратить взор на Жеглова.

– Я что-то не врубаюсь, – проговорил тот. – Вы что, трое в одной лодке, не считая собаки?

– Ага, земляк, – ответил детина. – Ты чего тут?

– Из ГУВД я. Расследую инкогнито здешние безобразия. То есть, расследовал инкогнито.

– Документы есть?

– Само собой, – протянул удостоверение.

– Епифанов Владимир Семенович, полковник, – прочитал бритоголовый и, заулыбавшись, с ходу процитировал:

Епифан казался жадным, хитрым, умным, плотоядным,Меры в женщинах и в пиве он не знал и не хотел.В общем так: подручный Джона был находкой для шпиона, — Так случиться может с каждым – если пьян и мягкотел!

– Это про меня. Мы с Володей большие были друзья.

– «А за это, друг мой пьяный, – говорил он Епифану, – будут деньги, дом в Чикаго, много женщин и машин! Враг не ведал, дурачина: тот, кому все поручил он, был – чекист, майор разведки и прекрасный семьянин», – с удовольствием продекламировал бритоголовый. – Пошли, погуторим, что ли, прекрасный семьянин?

– Зря вы их порешили, – указал Жеглов подбородком на доктора Мейера. – Доктора здесь поценнее немца Вернера фон Брауна.

– Так получилось, – неприязненно поджал губы пришелец. – Пошли в кабинет, поговорим.

Они пошли. За ними двинулись горбоносый с палестинцем.

– Ты чего с ними? Вроде наш, русский? – опасливо оглянувшись, спросил Жеглов.

– А у нас Пятый Интернационал, с уголовным уклоном. И потому задачи общие.

– Какие задачи?

– Так я все тебе и рассказал. Сам должен знать, коли тут ошивался.

– Чего я знаю, так это то, что взять тут нечего.

– Ошибаешься полковник, крепко ошибаешься.

Вошли в кабинет Перена. Бритоголовый устроился на хозяйском месте. Горбоносый с палестинцем, ревниво на него посмотрев, устроились кто где. Удивив Глеба, вошел буддистский монах в желтом балахоне. Залопотал, что-то на своем. Потом, вспомнив, видимо, что находится не на Тибете, убежденно сказал по-английски:

– Надо его убить!

– Ну, эти монахи в последнее время распустились, иезуиты им бы позавидовали! – покрутил головой бритоголовый. – Знакомься, полковник, это Будда, мы его так конкретно зовем. А это, – указал пальцем с массивным золотым перстнем на палестинца, – выдающийся арабский террорист Абдулла. Самолет, знаешь, взорвал и в Мюнхене, в семьдесят втором, отмечался. А это Хаим, никем не замечаем, – указал на горбоносого. – Узкий, пес, по нацистам специалист, ему даже Абдулла до лампочки.

– Трое в лодке, не считая Будды, – пробормотал Жеглов. – А тебя как кличут?

– Называй меня Фантомасом, – осклабился бритоголовый.

– А маска где?

– Она тут не нужна. Ну, сказывай, чего тут накопал?

– Судя по всему, этот Перен органы для продажи из сумасшедших добывал и сперму туда же.

– Чепуха, – махнул рукой Фантомас. – Он тут окошко в светлое будущее наладил, а будущее, как ты знаешь, аппетитнее настоящей Америки.

Жеглов вспомнил речь Гитлера и газовую войну с Украиной. Посмотрел на бандитов, спросил:

– А вы сами, случайно не из будущего? Я формы такой, как на вас, не видел даже по телевизору, и оружия такого даже в справочниках нет.

– Все из Америки, самое современное. Наши паханы веников не вяжут. Чего-нибудь странного здесь не замечал?

– Замечал. Вокруг этого места какой-то экран. Зайдешь за него, и все исчезает. Эльсинор, ты сам… Я сам видел действие этого экрана. Своими глазами, – сказал Жеглов.

– А это плохо, что видел, – сказал Абдулла. Он смотрел на Жеглова, как на пока еще живого, и тот решил, что убьет его первым. Если вообще кого-то убьет.

– В общем, нам надо что-то решать, – сказал бритоголовый, вынув из кармана комбинезона мятую пачку «Мальборо». – Судя по всему, наш полковник действительно тут заблудился. И к тому же много знает.

Глеб молчал. Он думал о Генриетте. Везет ему на француженок. А теперь его убьют. И он никогда больше ее не увидит.

– Ну что, молчишь, полковник? – прервал его мысли Фантомас.

– А что говорить? Нет смысла. Мне и так умирать, ты двадцатку повезешь до Магадана, если, конечно, вышка минует.

В дверь постучались. Будда сказал: – Come in, – и вошел растерянный Пелкастер.

– Господа, там убитые! – пролепетал он, смятенно глядя на бритоголового. – Там доктор Мейер лежит, убитый! Понимаете, убитый!

– И ты, пиздабол, лежишь, убитый, – сказал Абдулла и выстрелил, не вынимая пистолета из кармана комбинезона.

Жеглов на него бросился, вцепился руками в горло, и был застрелен, Абдуллой или кем, это для него это уже не имело значения, потому что пуля попала в лоб.

– Дурак, – сказал Фантомас, характеризуя то ли подельника, то ли Жеглова, распластавшегося на полу.

28. Солнышко наяривало

К полудню они собрали всех на лужайке перед подъездом Эльсинора. Марка-Поля Дижона, постельную лягушку, Лиз-Мари, прилепившуюся к Маару-Шарапову, Монику, Жака Ронсара с его часами, Жозефину с прочими королевами, Рено-Клодина Сандрара с лопатой, всю жизнь искавшего клады, Жана Керзо, садовника, очень похожего на Пуаро, всех собрали. Еще через час непроницаемый Хаим – в ушах микрофоны плеера – пригнал свою добычу, а именно тощего Гитлера с маленькой девочкой на руках, Геринга, не пожелавшего расстаться с незаконченной моделью Боинга-747, и еще каких-то ныне юношей явно осененных нацистским прошлым. Приказав им раздеться в стороне от других постояльцев клиники, он некоторое время освидетельствовал их, заглядывая в потрепанный блокнот и удивленно потряхивая головой, затем приказал лечь на землю лицом вниз и выстрелил каждому, включая и Еву Браун, пяти лет от роду, в голову и сердце. Закончив с этим, подошел к Фантомасу, разговаривавшему с конкретным Буддой, сказал:

– У меня все. Пойду, съем что-нибудь, а то проголодался.

– Слушай, может, поможешь? – сказал ему Фантомас просительно.

– Все, кроме этих, – указал на трупы, – мне до лампочки.

– Знаю, – окрысился Фантомас. – Просто я хотел намекнуть, что у тебя здорово получается.

– Не, без меня. Я работу свою сделал, а за остальное мне не платят.

…Толпа пациентов стояла обречено. Наяривало солнышко, сосны стояли индифферентно. Тюльпаны росли на глазах.

– Нас невозможно убить, – говорил Луи де Маар Лиз-Мари, – а значит, будем живы.

– Так, наверное, говорили в Бухенвальде по дороге в газовую камеру, – отвечала Лиз-Мари. – Их немного, надо броситься на них, и кто-то останется в живых.

– Все останутся в живых, – отвечал Маар. – Все кончится неплохо.

– Неплохо? Меня убьют, а ты спасешься?

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату