парень себе руку полосовать, когда сильно нервничал. Еще и «анархия», кроме всего прочего, криво вырезанная по коже буква «А» в круге. Ну и хрен бы с ней, с «анархией», не в ней дело. Самое интересное — скромная татуировочка: крест с двумя перекладинами, вырастающий из «восьмерки» — символа бесконечности.
«Кошкодав». Любитель, сопляк, но не одиночка. Одиночке такими символами не перед кем хвастаться, да и не надо ему этого.
— Ну-ка, парень, вставай! Давай, давай, хватит валяться! Ночью спать будешь!
— Ночь… — неожиданно внятно сказал лежащий. — Ночь — это класс… Счас пойдем…
— Пойдем, пойдем, — согласился Александр. И вдруг по какому-то наитию добавил: — Хозяин ждет.
— Хозяин! — Глаза парнишки распахнулись. — Хозяин пришел! Тогда мы им всем… — Он не договорил, снова закрыл глаза. — Счас пойду… Надо идти…
— Куда идти, помнишь? — Александр сдерживал себя. Спокойно надо, спокойно. Не давить. Не спешить. Тогда всё сам скажет.
— На-а гору… Когда соберется Круг и придет Хозяин… Ужас бросит на колени… Только избранные и достойные…
И тут вмешалась бабушка. Протиснулась, затрясла внука:
— Павлик, Павлик, поднимайся! Да что ж ты такое несешь! Вставай, Павел!
Парнишка молчал. Заснул? Нет, по дыханию не похоже. Мать твою перетак, бабуся! Нашла время. Впрочем, что ей объяснять? Она права. По-своему и по-человечески. Ну что ж, чем богаты, тем и рады.
Тем временем что-то мягко толкнуло Александра. Сначала он не обратил внимания. Толчок повторился. Бабка задела? Нет. Еще один толчок.
Защита. Полузабытая, ослабевшая, почти не активная. Как в таком состоянии Александр продолжал ее поддерживать — он и сам не знал. Забыл он о ней напрочь. А она осталась, даже выдержала несколько незримых ударов. Повезло, что не таких уж сильных.
Над лежащим Павликом верхнее зрение видело серый, копошащийся мешок, время от времени выбрасывавший щупальца и пытавшийся дотянуться до Александра. Ого! А если вот так?! Над согнувшейся старушечьей спиной Александр сплел пальцы, развернул ладони от себя. Старый, проверенный прием. Красный шарик мелькнул и впился в серую массу.
Бесполезно. Разряд исчез, как в болоте, только мешок заколыхался быстрее. Вот же сучий блин, как ослаб! На большее сейчас явно не хватит сил. Но и оставлять эту гадость не годится. Где, интересно, парень подцепил нежить?
А может быть, и не подцепил. Не исключено, что прицепили. Причем не так давно — мешок еще не успел оформиться ни в карикатурное подобие своего подопечного, ни набрать достаточно сил и полностью подчинить паренька. К счастью. Иначе воевать пришлось бы по-другому, не только на «невидимом фронте».
Серая амеба вновь попробовала дотянуться, да так, что Александр еле устоял на ногах. Разозлился всерьез, выбросил из головы все лишние мысли. Ну, воевать так воевать! Как тебе вот это понравится?!
Голубая лента, скользнувшая с ладони и захлестнувшая серое пятно, совсем не понравилась. Ни потусторонней амебе, ни ее человеку. Павлик задергался на кровати, захрипел. Александр попробовал стянуть петлю. Парень закричал — тоскливо, отчаянно, с подвыванием. Забился в судорогах — бабушку, пытающуюся его удержать, бросало из стороны в сторону и наконец кинуло на колени.
— Па-а-авлик! Па-а-а-авлик! — Старушка обернулась, посмотрела безумными глазами. — Ну что ты стоишь! Он же умира-а-ет!!!
— Не умрет. — Александру пришлось отпустить серую тварь. Тело на кровати тут же обмякло. Парень с трудом, с хрипом и бульканьем втягивал в себя воздух, словно пил его и не мог напиться. — По крайней мере, в ближайшее время. Но помощь ему понадобится.
— Скажите, что с ним? — Старушка снова вцепилась в пятнистый рукав. Ну что ей отвечать? Что внук у нее одержимый? В глаза плюнет, а за глаза позовет подруг и начнет брызгать святой водой, пришептывая полузабытые и переиначенные молитвы и заговоры. Или еще что-нибудь наподобие устроит. Остается сказать половину правды.
— Наркотики. Скорее всего, чего-то наглотался. — Как ни странно, бабушку это успокоило.
— И что ж теперь с ним делать, с паскудным?.. — Как всё-таки меняет человека привычное слово! — Все потребляют — вот и мой тоже… Из дому не выпускать — не могу, всё равно уйдет. В отца пошел — тот спился, и этот туда же, а нам с Ниной расхлебывай. Нина — это дочка моя, на работе она, — поспешила с объяснениями старушка. — И так никакой жизни нет, цены взлетели, в городе карантин ввели, а тут еще этот… Может, «Скорую» вызвать?
— Вообще-то они могут и отказаться, у них и без того дел по горло. И еще одно — его на учет поставить придется. Сейчас за наркотики привлекают.
Куда привлекают — объяснять не потребовалось. Старушка вдруг вспомнила, что помощник ее — из тех самых «органов», которые будут ставить на учет бесценного Павлика. Это сразу же добавило сил и громкости. Голос бабки стал совсем знакомым:
— А ты сейчас что, при исполнении? Как людей среди ночи будить или по девкам шастать — вы тут как тут! Сами разберемся, он никому не мешает! А заявления не дождетесь! — Похоже, старушке было не впервой схватываться со стражами порядка. — Так что давай, иди, иди!
— А если я сейчас наряд вызову?
— Ирку свою вызови! Она вчера еще с каким-то хахалем умотала! Что, думаешь, ты один к ней ходишь?!
Рука сама дотянулась до ворота засаленного халата. Сгребла, подтянула к лицу.
— С каким хахалем? Что ты несешь?
— Вот сами с ней и разбирайтесь, вот и будет тебе чем заняться!
— Некогда мне, бабуся. Совсем некогда. — Свободная рука нырнула под куртку, вытащила «макаров». Поднес дуло к расширившимся, помутневшим глазам. Щелкнул предохранителем. — Ну так что, будем сотрудничать со следствием — или по законам чрезвычайного положения?
— Какое положение?.. — Старушка попробовала вырваться, но как-то вяло. Мешала не столько рука на вороте, сколько ствол возле глаз.
— Вот это самое. — Дуло переместилось ближе к лбу. Мутные глаза тут же сошлись около переносицы. Нехорошо так с пожилыми людьми обращаться. Непорядочно. Даже мерзко. Но иногда приходится. Научили. Спасибо горячим южным бабушкам, полосовашим молодых солдатиков бритвами и угощавшим лепешками с крысиной отравой. — Печать на лоб поставить? Или итак документ убедительный?
— Сынок… — просипела бабка. — Ты только… Я со зла сказала насчет хахалей…
— Так что с Ириной? Кто за ней приехал? Когда? На чем?
— Вчера под вечер. Лифт уже не работал, топали они сильно. А я не спала, Павлушку ждала, он вечно за полночь где-то гуляет. Двое их было — парень и девчонка, я слышала, как они говорили в подъезде, а потом из окна посмотрела, как в машину садились. Может, и еще кто в машине был, я-то не знаю.
— Ирина сама шла? Или вели?
— Сама, даже говорили о чем-то. И в машину сама села, только в последний момент словно передумала — тут ей девчонка что-то сказала и рукой на плечо как надавила. Она и села, Ирина твоя. Неужто что случилось? — перепугалась старушка. — Она с ними вроде нормально разговаривала, не кричала, не звала никого…
— Машина какая была ?
— Вот не знаю. Не разбираюсь я в них. Белая какая-то, новая.
— Понятно. И на этом спасибо. — Александр отпустил ворот, но пистолет убирать не стал. — Пойду-ка я наверх. Спасибо, бабушка. Вы извините, что так пришлось. Да, и еще — внука в эти дни хоть в туалете заприте, но из дома не выпускайте. Если всё наладится — попрошу наших спецов, попробуем неофициально разобраться.
— А что с Ириной-то? Украли? — Старые глаза начали разгораться. Любопытство, конечно же, не порок. Особенно если вокруг происходит такое, что не во всяком сериале увидишь.
