— О-о! Я что тебе говорил?! — Какой радостный голос. Много ли нужно человеку для счастья: на улицах кошмары хуже Хичкока, а он ближнего своего поймал. Хотя вообще-то побольше бы таких старательных. Тогда не пришлось бы Олегу на пожарище возвращаться и руины отвоевывать.
Очень старательные были ребята. Не забыли угостить — один рукояткой, второй прикладом. Кто из них добавил ботинком по крестцу — не ясно. Но больно. Остатки сил уходили на то, чтобы сдерживать боль, оставаться в сознании и не дать при этом схлопнуться защите. Самой простой, почти детской — куполу, даже не зеркальному. А милиционеры радовались, как дети. Особенно найденной в кобуре под курткой «игрушке». То ли потому, что за вооруженного преступника платят больше, то ли потому, что этот преступник по ним не стал стрелять. Каска и бронежилет, конечно, хорошо, но от пули между глаз не спасают.
Когда тащили по бесконечной, уходящей в неведомые глубины лестнице, успел заметить мелькнувший в полумраке засаленный халат. Испуганный старческий голос спросил: «Это за что ж вы его?! Он же вроде ваш?!» Спасибо, бабушка. Значит, не ты. Есть женщины в русских подъездах: ведь наверняка хорошо помнит времена, когда своих забирали ни за что, а вот вступилась же!
Александр улыбнулся разбитыми губами. С этой улыбкой его и запихнули в подкативший патрульный «УАЗ». Может быть, делали что-то еще, но он этого не помнил. Спать хотелось просто чудовищно. И он заснул раньше, чем водитель вырулил со двора.
Перед глазами что-то белело. Далеко-далеко наверху. По белому бродили тени. Где-то гудели голоса, слышались шаги, позвякивание, иногда — невнятные, быстро затихающие вопли. Понять, что происходит, не было никакой возможности — любая мысль, на которой он пытался сосредоточиться, показывала язык и с хихиканьем отбегала в сторону. Повернуть вслед за ними голову было почему-то очень трудно. Он попробовал развернуться всем телом, но не смог.
Это испугало. Он рванулся раз, другой — бесполезно. Ни перевернуться, ни встать. Только в руке шевельнулась боль. Боль — хорошо. Но почему, он не мог бы сказать. Во-первых, потому что язык распух и с трудом помещался во рту. А во-вторых, потому что вряд ли вспомнил бы, как это — говорить.
Кто-то подошел к нему. Перед глазами появилось девичье лицо, прикрытое какой-то повязкой. Удалось различить белый халат. Он обрадовался своей удаче — хоть что-то понятно! Халат. Белый. Значит, с ним будет всё хорошо. Может быть, скоро он даже поймет, почему именно белый халат, — это хорошо.
Боль в руке пошевелилась и затихла. Над головой звякнуло. Он скосил глаза и увидел, как белая рука вынимает из крепления стеклянную бутылку с прозрачной трубочкой. В соседнем гнезде стояла вторая бутылка, точно так же перевернутая пробкой вниз. Трубка отходила куда-то вниз и в сторону.
Капельница. Ухватившись за название, он начал подтягивать другие. Словно поднимал на веревке тяжкий груз — потянул, перехватил покрепче, опять потянул… Капельница. Белый халат. Больница. Это больница, и он лежит на койке, ему только что ставили капельницу. Точнее, только что убрали. Значит, ставили давно, но когда — он не заметил. Он не мог вспомнить, как попал сюда, чем он болеет. Самое обидное, что он не помнил даже себя самого.
— Как вы себя чувствуете? — Лицо с повязкой снова наклонилось над ним. Он попытался хоть что- нибудь сказать, но язык не послушался. Мычание расстроило девушку — это было видно по глазам. Она исчезла, а лежавший на койке тихо радовался тому, что думать получалось все успешнее. Вот теперь он смог сообразить, что девушка — или врач, или, скорее всего, медсестра, что она расстроилась и что произошло это из-за его состояния. Но что с ним самим? И почему нельзя встать?
Неизвестно, сколько он пролежал, глядя в потолок и заново учась думать. Белая бесконечность закончилась появлением мужчины в очках, у которого из-под белой маски топорщилась борода с заметной проседью.
— Так, что у нас здесь ?
Вопрос был вроде бы задан лежащему, и он попытался ответить. Язык поворачивался уже лучше, поэтому мычание удалось разделить на несколько частей. В этих звуках при желании даже можно было различить вопрос.
— Ну, молодой человек, для начала не так уж плохо. Теперь попробуйте еще раз.
Лежащий попробовал. Получилось не слишком хорошо, но бородатый понял вопрос и обрадовался:
— Здесь вы, здесь, где же вам еще быть! Вторая городская больница. Я, соответственно, ваш лечащий врач. Вот видите, — лицо исчезло: видимо, бородач обернулся к кому-то, стоявшему неподалеку, — а вы говорили, что это безнадежно. Молодой человек явно приходит в себя. Ну, — лицо появилось снова, — теперь еще несколько вопросов. Как вас зовут?
Человек на койке задумался. Где-то вокруг головы вращался ответ, но не было возможности поднять руку и схватить его. Поэтому оставалось только пожать плечами.
— Бывает, бывает. Ничего, это не безнадежно. Что с вами было, тоже не помните? Тоже не беда. А теперь посмотрите сюда. Узнаете этого человека? — Вместо бороды и очков перед глазами возникла небольшая книжечка. Документ. С фотографией. С фотографии смотрело хмурое лицо. Лежащий некоторое время пристально вглядывался, вспоминал — и вдруг часто закивал головой, возбужденно пытаясь что-то сказать.
— Прекрасно! Великолепно! Значит, это вы и есть? Вы точно уверены?
Быстрый кивок.
— А что рядом написано, прочитать смогли?
Лежащий снова попытался что-то сказать. Потянулся к документу. Врач прислушался и снова протянул книжечку к глазам.
— Прочитали? — Новый кивок. — Совсем хорошо! Мы даже читать можем! Тогда я за вас, Саша, почти спокоен. Можно вас так называть — или лучше по фамилии? Всё равно? Вот и хорошо. За язык не волнуйтесь — это от лекарства. Поняли? Значит, пока всё, лежите. Сестра! — Бородач опять обернулся. — Я думаю, можно развязать. Саша, вы обещаете не вставать и вести себя спокойно? Хорошо, поверим. Чуть позже я к вам снова наведаюсь, сейчас меня другие пациенты поджидают. С большим нетерпением.
Врач исчез. Медсестра наклонилась над ногами, подергала что-то. Дернула сильнее — видимо, узлы были затянуты крепко, сразу не развяжешь.
— Полежите пока, я сейчас приду! — Девушка ушла. Можно подумать, у привязанного человека есть выбор…
Можно подумать. Пока время есть, именно этим и нужно заняться. Книжечка с фотографией помогла вытянуть больше половины груза — теперь память заработала быстрее. К тому моменту, когда вернулась медсестра, Александр вспомнил почти всё. Кроме одного — как он здесь оказался? То, что за ним приехала милиция, он еще помнил. Но больница?
Сестричка справилась с узлами на ногах и принялась распускать следующие — где-то сбоку. Развязала, отстранилась с опаской. Интересно, что такого он успел натворить, что его привязали? А вот бояться его сейчас незачем. Развязанные ноги не желали подчиняться приказам головы. Чуть шевелились — и всё. Вряд ли с руками дело обстоит иначе.
Наконец, девушка расправилась с последним узлом, собрала вафельные полотенца с серенькими штампами и унесла. Тело постепенно начинало двигаться. Александр огляделся. Справа стояла еще одна койка, на ней лежал кто-то бледный, еле дышащий. Полотенца плотно обхватывали руки и ноги, перехлестывали грудь и живот. К левой руке тянулась прозрачная трубка капельницы. Рядом с приклеенной пластырем иглой виднелись черные точки. Много. Не первый раз капают, значит. А может, еще и кололи.
Посмотрел на свои руки. Одна согнута и подвязана все той же вафельной тканью — та, в которую только что кололи. На второй разлился солидных размеров синяк. Точек было всего три.
— Да, пришел в себя, — послышался из-за двери голос бородатого врача. — Нет, я не считаю, что его можно куда-либо перевозить. И не позволю. Поймите, в городе таких случаев… — Голос осекся. — В общем, очень много. Некоторые чувствуют себя лучше, некоторые хуже, но причина эпидемии еще не установлена. Вы должны лучше меня понимать, что это значит. Хотите, чтобы он у вас прямо в кабинете впал в кому? Или желаете сами на его место? Пожалуйста, даже соседняя койка свободна. — После этих слов Александр покосился влево. Действительно, третья койка в этой палате пустовала. Даже белья не было. Только на тумбочке лежали какие-то вещи — словно тот, кто занимал это место, выписывался в большой спешке. Почти всё бросил. Или… Или эти вещи ему уже не нужны. А санитаркам и медсестрам не до того.
