затем обрушивались назад в море. По прошествии веков иные из них сровнялись с морским дном, а иные образовали подводные горы, которые возвышались над морским дном на тысячи метров, в то время как их вершины находились всего лишь в пятнадцати — двадцати метрах от поверхности моря.
Подводные горы внесли большой вклад в то, что в море Кортеса буквально кипела жизнь, ведь они являлись чем-то вроде места для подводных пиршеств, привлекая морских животных всевозможных видов.
Глубоководные течения натыкались на подводные горы, и тогда возникали подводные «ключи» — вода устремлялась вверх, неся с собой множество микроскопической живности (планктон, крошечных креветок и тысячи других мелких тварей), которой питались крупные животные. Крупные животные загоняли свою добычу на мелководье, где сами становились добычей еще более крупных животных.
Поэтому вокруг подводных гор разворачивалось истинное пиршество для всех видов морских обитателей.
«Ты все увидишь своими глазами, Палома, — сказал Хобим, прежде чем они спустились к подводной горе. — И малюсеньких созданий, поедающих больших, и монстров, которые питаются мельчайшими тварями. Там будут животные, питающиеся растениями, и животные, питающиеся друг другом, зубастые твари и твари с особыми фильтрами вместо зубов. Самое интересное, что все они уживаются вместе, хотя зачастую для этого им приходится поедать друг друга».
Теперь Палома каждый день наблюдала эту природную демонстрацию, эту живописную ярмарку, и каждый раз был не похож на другой.
Однажды Хобим показал ей подводную гору, куда, не подозревая о ее существовании, ни разу не заплывали рыбаки. Эта гора находилась в часе гребли от Санта-Марии, и Палома могла проводить дни напролет, плавая среди морской живности и представляя себя частью подводной жизни.
Каждое утро после завтрака она спускалась к причалу. Обычно она притворялась, будто помогает рыбакам готовиться к выходу в море. На самом же деле Палома просто хотела убедиться, что они отчалят от берега до того, как она сама выйдет в море. Она не хотела, чтобы они поплыли за ней и узнали, где находится ее секретное место, ведь стоит им порыбачить там одно-единственное утро, как они могут необратимо нарушить гонкий баланс, созданный природой за многие годы.
Хо и его приятели сами ни за что бы не нашли подводную гору Паломы, потому что, подобно многим островитянам, они строго придерживались старых привычек и традиций. Они рыбачили на одних и тех же мелководьях, никогда не отходя от них более чем на пару сотен метров.
Одной из причин, почему они не меняли место ловли, было то, что в этом не было никакой необходимости: улов всегда бывал богатым и в привычных местах. Конечно, некоторые виды рыб начинали постепенно исчезать — особенно такие, как морские окуни, которые живут на какой-то определенной территории. Но, имея достаточно большую лодку, можно компенсировать качество улова его количеством.
Более веской причиной, почему Хо и компания продолжали рыбачить в одних и тех же местах, являлось то, что у них не было способов отыскать новые. У них не было ни измерителя глубины, с помощью которого можно найти подводную гору, ни электронного искателя рыбы, который позволил бы им засечь большую стаю каранксов. И им никогда не приходило в голову просто поплыть за лодкой в маске и попытаться разглядеть морскую гору с поверхности моря.
Они проводят все время на воде, а не под водой и никогда не опускают даже лица под воду, если в том нет острой необходимости. Все они утверждают, что умеют плавать, но большинство из них не любят плавать или плавают неважно и оказываются в воде только в силу непредвиденных обстоятельств.
Хо пробовал плавать, когда Хобим был еще жив, и терпеть не мог это занятие. Он ненавидел плавать с тех пор, как Хобим бросил его, полуторагодовалого, с причала в воду и приказал плыть. Ему это было чуждо и пугало его. Он пребывал в полной уверенности, что в воде водятся твари, готовые в любой момент сожрать его, а если он не будет постоянно начеку, само море поглотит его. Хобим старался увещевать Хо, льстить ему, прикрикивал на него, надеясь, что его сын будет чем-то отличаться от других, сможет преодолеть свое странное отвращение к тому месту, откуда, по мнению Хобима, произошел человек. Но в конце концов Хобим махнул рукой и направил свои усилия на Палому — ей все давалось без особых усилий, и плавать для нее оказалось столь же естественным, как дышать. И чем больше он учил ее, тем больше она хотела овладеть новыми умениями.
Конечно же, все на острове считали Палому немного странной. Многие полагали, что, независимо от того, откуда произошел человек, сейчас он был сухопутным животным и с практической точки зрения не имело смысла погружать в море что-то еще, кроме рыболовного крючка или сетей.
Палома же не могла понять, как можно жить в двух шагах от неизведанного царства и не сгорать от любопытства и не желать разузнать, что же кроется в нем. Совсем рядом таились чудеса, о которых и мечтать не приходилось. И втайне девушка была рада, что все это — в ее распоряжении.
В то утро Палома старалась помогать больше обычного, надеясь помириться с Хо. Ей вовсе не хотелось досаждать ему. К тому же его злоба заставляла нервничать мать, а когда Миранда была в напряжении, это ощущалось во всей домашней обстановке.
Но похоже, Хо не желал и думать ни о каком примирении и потому отверг предложенную Паломой помощь. Когда вся команда и снаряжение были на борту, он слишком резко дернул за шнур лодочного мотора, и шнур остался у него в руке. Палома не стала смеяться, а только постаралась изобразить сочувствие, наблюдая, как Хо наконец взял себя в руки, снова привязал шнур, потянул за него и завел мотор. Палома отдала носовой конец; Хо развернул лодку в сторону восходящего солнца и, щурясь, направился к месту рыбной ловли.
В былые времена рыбаки ловили исключительно акул, потому что одна или две акулы могли принести тот же доход, что и сотня других рыб. Акульи плавники шли на суп, мясо — на прочую стряпню, печень — на витамины, из шкуры шили одежду и делали абразивные материалы.
Но появление синтетических материалов снизило стоимость акул больше чем на три четверти. Теперь огромная акулья печень оказалась бесполезной, потому что синтетические витамины вытеснили печеночное масло. Шкура не приносила практически никаких денег, потому что искусственные абразивы были дешевле и делали свое дело ничуть не хуже, а шкуры других животных было легче резать и обрабатывать. Плавники можно было по-прежнему продавать в восточные страны; случайный турист мог приобрести акулью челюсть. И лишь изредка люди ели акульи котлеты или рубленое мясо акулы с овощами, и то лишь тогда, когда не могли позволить себе что-то еще. Но в целом ловля акул перестала быть выгодной.
Так что чаще всего акулы попадались случайно, когда они хватали крючок, предназначенный для другой рыбы, или когда запутывались в сетях. Рыбаки старались ловить рыбу, которую было легче продать.
Сначала Хо, Индио и Маноло ловили на удочку. При этом они внимательно глядели в воду через ведро со стеклянным дном, чтобы проверить, нет ли поблизости больших рыбьих стай. Если же стая подходила близко, они забрасывали сети, собирали рыбу и вываливали ее на дно лодки.
Если вечером или следующим утром ждали катер из Ла-Паса, рыбу хранили в холоде до тех пор, пока не подходило время перенести ее в холодильник на катере. Если до прихода катера оставалось несколько дней, рыбу потрошили и держали на льду, чтобы она не протухла до прихода катера.
Островитяне целиком зависели от милости капитана катера. Он говорил им, сколько дадут за рыбу в Ла-Пасе, сколько они выручат за фунт, и им ничего не оставалось, как согласиться на эту цену. Однако капитан не был чересчур жадным человеком, и в те редкие времена, когда рынок был переполнен, он даже переплачивал островитянам, чтобы те могли покупать топливо, фрукты, овощи, одежду, поэтому никто особо на него не жаловался.
Поскольку Палома не была рыбаком, не была мужчиной, а значит, не имела официального статуса среди обитателей острова, ей не дозволялось занимать место у причала для своей маленькой лодки. Она держала лодку под причалом, где та никому не мешала.
Когда Палома убедилась, что лодка Хо удалилась на безопасное расстояние, она легла на причал, дотянулась до своей пироги и вытащила ее наружу. Лодка была всего два с половиной метра в длину и шестьдесят сантиметров в ширину и фактически представляла собой полое бревно. Эта лодка была самым ценным из того, что имела Палома.
