Феерия для другого раза II (Норманс)

каления… нервы натянуты до предела! а еще жажда… я изнываю от жажды!.. а тот, там, на мельнице, больше всех страдает без воды!.. убийца! он в ответе за все!.. или почти за все! калека-на-вышке! я обвиняю его чуть ли не на протяжении всего повествования… вы скажете, потеряв всякий стыд и совесть… Безбожно? да, черт возьми! но однажды это станет нашей историей! эту бомбежку будут изучать в школе! вам зададут вопрос на выпускном экзамене, и если вы чуть-чуть замешкаетесь! вам не сдобровать! ее запечатлеют в камне!..

– Да, так кто разрушил Париж, мировую столицу блядей всех мастей?

– Жюль!

– Браво! – воскликнет комиссия! – Немедленно принять! Высокочтимый Кандидат! Кобелер Почетного Балахона! Выше голову! Оторвитесь от земли! Профессор! и Реклама! Орел! Летите!

И вот после шестидесяти лет страданий, смокинг и галстук и Туазон! лобызания, табу, миллиарды, лавровые венки! если вы удостоитесь чести попасть в Стокгольм,*[147] вас будут трахать короли! а может, даже кто и поважней!..

И придет за вами смерть… и вас похоронят… произнесут прощальные речи… и наступит очередь вашего сына:

– Кто приказал разрушить Париж?

– Жюль-капитанский-Мостик! и никто другой!.. Черт его подери!

Потом внук! и правнук!.. вот так и сохраняется история нации, традиции и музыка… через экзамены!..

Я пережил эти события лично! какие характеры!.. вам только нужно поднять глаза… Ба-бах! поглядите! пробка на пробке! посмотрите на проспект!.. проезжая часть затоплена… лава! синяя! зеленая! сиреневая! потоки! корыта! качаются! на волнах! колышутся!.. все это сталкивается! перетекает! из одного ручья в другой!.. дома больше не тянутся к небу!.. да-да! вы могли бы подумать… нет! нет! они больше не тянутся к небу… они раздуваются… оседают… они напоминают шары… особенно дворец Ламбреказа…*[148] ах, этот маленький дворец… шестнадцатый дом по проспекту… розовый мрамор, каррарский, с голубыми прожилками… орнамент, если честно, так себе… он раздувается, раздается розовым… загорается… затем желтым… но не валится!.. не качается больше! держится… между мастерской Фремона и монмартрским Гаражом…*[149] как он трогательно заботился о своем доме, Ламбреказ! прошу прощения!.. это не безделица… не какой-нибудь завалящий коврик! не сомнительная «персидская» подстилка… и так во всем!.. я знаю, о чем говорю… я чую подделку с двадцати пяти метров… я воспитан на настоящих шедеврах… во времена моей бабушки подделки воняли, теперь они «не пахнут»!.. если б они воняли, пришлось бы закрыть все музеи!..

Сам Ламбреказ – воплощение утонченности, прелестный друг, благородный, чувствительный, но вы бы его вывели из себя нечищеными ботинками… я тоже чувствовал себя скованно, бывая у него… я видел, что оставляю повсюду следы от обуви!.. я лечил его мать,*[150] он очень хорошо ко мне относился, но каждый раз я выходил от него на ватных подкашивающихся ногах… вывихнутые пальцы ног!.. от бесплодных попыток удержать равновесие, идя на цыпочках! из одной комнаты в другую… от одной «Смирны» к другой… я внимательно относился к его матери… они были мне благодарны… когда она умерла, я отсутствовал… ах, я немного отклонился от темы… ну, не так уж далеко!.. я повторяюсь: дворец под номером «16» больше не взлетает, только слегка раздувается… даже! неужели!.. качается, ходуном ходит, вырывается! он меня удивляет! ах! и приподымается! черт возьми! все-таки! я с ума сойду… он двигается!.. он уже на Курнёв!.. я знаю «Курнёв»! дворец собирается лететь в дыру, прямо в небо… так! он нацеливается… кружится… лавирует между самолетами… прожекторами… зависает над мельницей!.. ах!.. и вот он! между домами 12 и 15… снижается… точно приземляется на свое место… сотрясается… успокаивается!.. подбирается!.. будто сдувается!.. уменьшился! похудел!.. а его фасад красуется в облаках!.. великолепный фронтон, на гербе – Единорог и Пантера!.. должно быть, Ламбреказ опечалился!.. герб – его визитная карточка, так сказать… Единорог и Пантера!.. известный всей Европе! лучший гравер Европы и «гебраист»… ну и? я подумал об этом, увидев спускающийся, ставший совсем маленьким дворец!.. я думал об этом… думал… ползая… на брюхе… Плюх! плюх!.. две затрещины!.. моя голова! точно!.. это Рудольф, не привык видеть меня таким дохлым… а, пусть катится к черту!.. Плюх! и плюх! еще!

– Кретин! это Жюль! слепой идиот!

Он меня выводит! как он меня достал, этот бардак!

– Он бросил умирать бедную мадам Норманс!

Мими его натравливает!.. она меня больше не любит…

– У вас есть ампулы? есть у вас лекарство? черт возьми! шлюха! чертова кукла!

Нужно действовать!.. надоели тумаки! если меня доводят, обычно я человек мягкий, рассудительный, то я себя не узнаю…

– Подлюка! Истеричка! – добавляю я…

Именно в тот момент, когда все вверх дном!.. разоралась еще одна тварь на весь дом! одна из этих нахалок!.. все забились по углам! расползлись!.. дело сделано! быстро! ничего не почувствовав^! замуровались! все под лифтом! сгрудились! их там человек пятьдесят! вопят, прилипнув друг к другу! я пытаюсь нащупать!.. руками… хватаю… тяну… ах, разинутая пасть! Тарарах! отброшены в коридор!.. я волоку три тела! за собой! вместе с громилой!.. ой, осторожно! там же расщелина!.. я прижимаюсь к стенке… я знаю… три тела катятся кубарем!.. я едва дышу… они могут столкнуться где угодно!.. я приоткрываю глаза… я хочу сам все видеть… кругом все ослепительно сверкает! горит!.. «Пирам! Пирам!» Пирам там… вон его лохматая голова… нет, это не Пирам… это женщина… женщина с перманентом… я хватаю ее… ощупываю голову… другую!.. еще одну… мужчина… нет! уши, нет, это все-таки Пирам!.. я вам рассказывал, у Пирама голова напоминает медвежью? круглая, косматая, с маленькими глазками… уши характерные, очень длинные, как у спаниеля… все вместе не красит псину… особенно вид сзади… задница выше холки… слишком длинные задние лапы… и громадный облезлый хвост, длинный-предлинный… тоже как у спаниеля… весь кудрявый, в крутых завитках шерсть… на конкурсе «Красавиц и Чудовищ»*[151] он бы не получил первого приза… «Красавицы» тоже, скажем прямо, нагишом! я хотел бы провести среди них конкурс, в «Красавицы из Чудовищ!»[152]я никогда не заставил бы их выставляться голышом на показ, этих тщеславных баб! нет ничего гнуснее и отвратительнее, чем рассматривать голых «Красавиц»! ох, это совсем не смешно, какие же они худосочные! косолапые, вислозадые, вызывают только сожаление! правда-правда, кривоногие! все кривоногие! Господи, пусть человечество больше не воспроизводит таких уродищ, пусть влюбленные больше не проклинают мир, и Голод больше не стучит в наши двери, и восемьдесят тысяч голодных не толкутся каждое утро под дверями, ожидая кормежки… это несложно, нужно только учредить Комиссию по задиранию подолов у Красавиц, которая заставила бы их разгуливать средь бела дня с голой жопой… никаких скрещенных ног!.. нет! нет! такие, как есть!.. пусть все видят их такими, как они есть! худосочными! жалкими!

Пирам же – такой забавный, кудрявый спаниелька, он-то может не волноваться… он милый и чувствительный… возвратись я под стол, нашел бы ему Туанон, его Туанон… он ходил за мной… ползал… обнюхивал… жалобно скулил… я ее не нахожу…

– Это ты, Пирам? это ты?

– Гав! Гав!

Он видел, что мне тяжело… ах, просто ужасно душно…

– Давай! давай, Пирамушка! назад!

И оп! в толкотню!.. на брюхе вдоль расщелины… я возвращаюсь!.. груды мяса, там… двое… трое… четверо… сплелись в клубок… как сверкает золотом улица! какие снопы искр!.. Я думаю о Кремуилле… я вам еще не рассказывал о Кремуилле? так это же он, самый главный! я про отсутствующих!.. все вертится вокруг Кремуилля! весь этот рассказ!.. не только молнии и самолеты!.. и калека Жюль! и «Пассив», и Перикола… нет! нет! Кремуилль – составная часть всего!.. Скорее!.. Кремуилль – Король ночных клубов!.. его слова звенят у меня в ушах! слова Седиба Кремуилля! клокочут в горле… «бум! бом!» в горле…ба-бах!.. ба-бах!.. раздается эхом… Кремуилль, понемногу!

Побольше золота, Жюль! ничего, кроме золота!