Дело к лету, легче с отоплением. Главное, с углем скоро будет легче. Устал за зиму латать эти тришкины кафтаны. Идет на Уралмаш, перебрось на Ижевск, идет в Куйбышев, перебрось на Сталинград, там танковое производство стало. Обязанности Коба распределил всем, а все равно Лаврентий отдувайся. Зае…али.[56]
Сейчас надо усилить линию по англичанам и востоку. Второй фронт они нам х…й откроют, воевать будем сами, пусть Коба не надеется. Надо иметь хорошие каналы, потом немец может пойти на Кавказ, усилят работу по Баку с иранской территории и может быть плохо. Думаю немедля усилить восточное направление. Пошлю в Иран Павла.[57]
Что-то много у нас в разведке Павлов. А я что, Христос получается? [58]
Государственный Комитет Обороны был образован в составе: И.В. Сталин (председатель), В.М. Молотов (заместитель председателя), Л.П. Берия, В.М. Ворошилов, Г.М. Маленков.
В феврале 1942 г. в ГКО вошли также Н.А. Вознесенский, А.И. Микоян и Л.М. Каганович. В 1944 г. из состава членов ГКО был выведен Ворошилов.
В целом распределение обязанностей в Государственном Комитете Обороны (ГКО, ГОКО) по Постановлению ГКО от 4 февраля 1942 г. было следующим.
В.М. Молотов должен был осуществлять контроль «за выполнением решения ГОКО по производству техники».
Г.М. Маленков должен был персонально контролировать выполнение решений ГОКО по реактивным минометам и совместно с Л.П. Берией — «выполнение решений ГОКО по производству самолётов и моторов» и «по работе ВВС Красной Армии (формирование авиаполков, своевременная их переброска на фронт» и т. д.).
Персонально на Л.П. Берию был возложен контроль за производством вооружения и миномётов; на H.A. Вознесенского — за производством боеприпасов, и на А.И. Микояна — «за делом снабжения Красной Армии (вещевое, продовольственное, горючее, денежное и артиллерийское)…»
Реально уже с начала войны Берия занимался не только официально возложенными на него по Постановлению ГКО вопросами, но также курировал и те вопросы, которые официально числились за, например, Н.А. Вознесенским.
А вскоре Л.П. Берии были переданы — по просьбе самих танкостроителей, которым он очень помогал, — и вопросы танкостроения. Недаром среди первых руководителей и работников Атомной проблемы СССР было так много бывших танкостроителей (достаточно вспомнить В.А. Малышева, Б.Г. Музрукова, П.М. Зернова, Л.Н. Духова, А.М. Петросьянца, конструкторов — будущих Героев Социалистического Труда В.Ф. Гречишникова и Д.А. Фишмана).
Впрочем, и непосредственно «атомными» делами Берия начал заниматься уже во время войны.
Выдающаяся роль Л.П. Берии в обеспечении Победы в Великой Отечественной войне официально не оценена по сей день. Зато порой приходится сталкиваться с удивительными попытками вознести до небес усилия других советских руководителей, чьи подлинные заслуги реально были много скромнее, чем у Берии.
Так, в монографии С.А. Костюченко «Как создавалась танковая мощь Советского Союза» (в 2 книгах, кн. 2-я, М., 000 «Издательство «АСТ»; СПб, 000 издательство «Полигон», 2004), на с. 10 я с удивлением прочёл: «В первые же недели войны на Николая Вознесенского (а теперь к его обязанностям зампреда Совмина и Председателя Госплана добавилась ещё одна должность — первого заместителя председателя Государственного Комитета Обороны) обрушилась груда неотложных дел…»
Так-то оно так, у Сталина без дела — тем более во время войны — не оставался ни один его сотрудник. Однако ни в первые недели, ни в первые месяцы войны Николай Вознесенский не был даже членом ГКО. Он стал им только с февраля 1942 г.!
Н.А. Вознесенский с 10 марта 1941 г. был первым заместителем Председателя Совета Народных Комиссаров СССР. С того же 10 марта 1941 г. H.A. Вознесенский сдал М.З. Сабурову до декабря 1942 г. обязанности Председателя Госплана СССР, которые Вознесенский нёс с 19.01.38 по 10.03.41 г. При этом Вознесенский никогда не был заместителем председателя Государственного Комитета Обороны, тем более — первым!
Так одной фразой С.А. Костюченко — уж не знаю, непреднамеренно или злонамеренно — серьёзно исказил историческую истину. Это Л.П. Берия в 1944 г. стал вторым заместителем председателя ГКО — наравне с В.М. Молотовым.
Впрочем, в случае Л.П. Берии фальсификация историков — это хотя и грустная, однако обычная история.
Всю ночь сидели у Кобы. Вопрос по Вячеславу решен окончательно, пока знают только Коба, Вячеслав, я, Георгий и Голованов.[59] Ну, пришли времена. То в ясную погоду нельзя было на самолете, а теперь можно хрен знает куда. Вячеслав молодец.[60] Вроде договорились обо всем, я доложил, что все десять раз проверено, пилот надежный.
Фамилия «Голованов» и сопоставление дат позволяют расшифровать запись от 14 мая 1942 г. вполне достоверно.
19 мая 1942 г. В.М. Молотов отправился в долгое и крайне опасное воздушное путешествие через Англию в Соединённые Штаты Америки. Ранее членам Политбюро запрещалось летать самолётами — в мирное время. Теперь же Молотову предстояло дважды пролететь в военное время многие тысячи километров над севером оккупированной Европы, над морями и океаном на выдающемся по своим лётным характеристикам, но не очень-то надёжном высотном бомбардировщике Пе-8 (ТБ-7).
В то время такими гигантами не располагали даже США (диаметр колеса равнялся полутора метрам!). Пе-8 в августе 1941 г. бомбили Берлин, Данциг, Кёнигсберг, однако далеко не все возвращались из полёта, в том числе
— по причине технических неполадок.
Решиться на такой полёт было со стороны Молотова несомненным гражданским подвигом. Большая ответственность лежала также на Голованове и Берии.
Пилотировать самолёт (обычный серийный Пе-8) должен был бывший полярный лётчик, майор Эндель Пусэп, Герой Советского Союза, по национальности эстонец. Он уже летал в Англию на Пе-8, и часть маршрута ему была знакома. Сразу скажу, что Пусэп и его экипаж справились с заданием блестяще.
Надо полагать, Сталин немало размышлял и колебался перед тем, как санкционировать крайне рискованный полёт своего заместителя по ГКО и Совнаркому и министра иностранных дел СССР. Однако надо было без «испорченных телефонов», в переговорах на высоком уровне, попытаться добиться от англосаксов открытия второго фронта уже в 1942 году.
Судя по дневниковой записи от 14 мая 1942 г., окончательно всё было решено в ночь с 14 на 15 мая, когда с 2 часов 55 минут до 3 часов 05 минут Сталин остался в кабинете только с Молотовым, Маленковым и Берией.
Скорее всего, они обсуждали этот же вопрос и 11 мая, когда с 2 часов 35 минут до 2 часов 40 минут тоже оставались в кремлёвском кабинете только вчетвером.
Судя по записям в Журнале посещений кабинета И.В. Сталина, Сталин вызывал Голованова по этому вопросу несколько раз (8, 10, 11 мая), но, как вспоминал позднее Э. Пусэп, вылет задерживался из-за погоды. Возможно, дело было не только в погоде, но и в сомнениях Сталина. Наконец, 15 мая Голованов доложил о готовности к вылету и 19 мая Молотов улетел.
20 мая командующий АДД был у Сталина трижды (очень редкий случай!), очевидно — докладывая о ходе перелёта. Уже по этому становится ясно, как тревожился Верховный.
21 мая Молотов прибыл в Лондон.
26 мая 1942 г. Молотов и Иден подписали советско-английский союзный договор.
29 мая 1942 г. Молотов прилетел в Вашингтон.
