верну, когда в Пуйо дождь закончится». Ха ха.
— Ну ведь было два ясных дня, когда мы сюда приехали.
— Я помню. Мормонское чудо последних дней. Уже началось пешее паломничество, чтобы канонизировали местного падре. Vamonos, cabron.[19]
Ли хлопнул Аллертона по плечу, и они вышли под дождь, оскальзываясь на мокрой брусчатке главной улицы.
Тропа была вымощена бревнами, все дерево — под слоем жидкой грязи. Они вырезали себе длинные палки нащупывать дорогу, но продвигались все равно медленно. Джунгли были лиственными, деревья твердых пород высились по обе стороны тропы, подлеска почти не было. И повсюду — вода, ручейки, потоки и реки чистой холодной воды.
— Хорошая здесь форель, наверное, — сказал Ли.
Они останавливались у нескольких хижин спросить, где живет Коттер. Все отвечали, что они идут правильно. А далеко еще? Два-три часа. Может, дольше. Казалось, молва их опережает. На тропе они встретили человека, тот переложил мачете в другую руку, чтобы поздороваться, и сразу сказал:
— Вы ищете Коттера? Он сейчас дома.
— Далеко?
Человек посмотрел на Ли и Аллертона.
— У вас это займет еще три часа.
Они все шли и шли. Близился вечер. Они подбросили монету, кому спрашивать у следующего дома. Выпало Аллертону.
— Он говорит — еще три часа.
— Мы это слышим уже последние шесть часов, — ответил Ли.
Аллертону хотелось отдохнуть.
— Нет, — сказал Ли. — Если будешь отдыхать, ноги задеревенеют. Хуже этого ничего нет.
— Кто сказал?
— Старик Морган.
— Морган не Морган, а я хочу отдохнуть.
— Только недолго. Красота будет, если нас темнота застанет. Спотыкаться о змей и сталкиваться с ягуарами, падать в quebrajas — так они эти глубокие овраги называют, которые ручьи вымывают. У некоторых глубина шестьдесят футов, а ширина — четыре. Как раз хватит свалиться.
Они остановились передохнуть в брошенном доме. Стен не осталось, но крыша была, причем, довольно прочная на вид.
— Если подопрет, здесь можно остановиться, — заметил Аллертон, озираясь.
— Если только подопрет. Одеял-то нет.
Когда они дошли до дома Коттера, уже стемнело. Крытая соломой маленькая хижина на поляне. Коттер оказался маленьким жилистым человечком, далеко за пятьдесят. Ли заметил, что принял он их прохладно. Ли извлек из мешка бутылку, и они выпили. Жена Коттера — крупная, сильная, рыжеволосая женщина — заварила чаю с корицей, чтобы заглушить керосиновый привкус «Пуро». Ли опьянел после трех стаканов.
Коттер задавал Ли много вопросов:
— Как вы сюда попали? Откуда? Давно ли в Эквадоре? Кто вам обо мне рассказал? Вы турист или здесь по делам?
Ли был пьян. Он на жаргоне торчков начал объяснять, что ищет яхе, оно же — айяхуаска. Он понимает, что с этим наркотиком экспериментируют и русские, и американцы. Ли сказал, что на этом они оба могут заработать. Чем больше Ли говорил, тем прохладнее становился Коттер. Он явно что-то подозревал, по что именно или почему, Ли понять не мог.
Ужин был довольно неплох, учитывая, что основными ингредиентами служили какой-то волокнистый корешок и бананы. После еды жена Коттера сказала:
— Мальчики, наверное, устали, Джим.
Коттер повел их куда-то, освещая дорогу фонариком, работавшим, только когда нажимали на ручку. Койка из бамбука, шириной дюймов тридцать.
— Вы, наверное, оба тут уместитесь, — сказал хозяин. Миссис Коттер расстелила одно одеяло как матрац, вторым можно было укрываться. Ли лег ближе к стенке, Аллертон — с краю. Коттер заправил противомоскитную сетку.
— Москиты? — спросил Ли.
— Нет, летучие мыши-кровососы, — только и ответил Коттер. — Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Все мышцы Ли болели после долгого перехода. Он очень устал. Одну руку он положил Аллертону на грудь и придвинулся ближе к мальчишке. Из тела Ли при теплом прикосновении потекла глубокая нежность. Он придвинулся еще ближе и ласково погладил Аллертона по плечу. Тот раздраженно дернулся и оттолкнул руку Ли.
— Отвали, а? Давай спать. — И он повернулся на бок, спиной к Ли. Ли убрал руку за спину. Все тело его сотрясалось от такого удара. Медленно он подсунул ладонь под щеку. Ему было очень больно — точно открылось внутреннее кровотечение. По его лицу текли слезы.
Он стоял перед «Эй, на борту!». Бар выглядел брошенным. Он слышал, как кто-то плачет. Он увидел своего маленького сына, опустился на колени и взял ребенка на руки. Плач стал громче, волной печали, и вот он заплакал сам, и все тело его затряслось от всхлипов.
Он прижал малыша Вилли к груди. Там стояла группа людей в робах заключенных. Ли не понимал, что они здесь делают, и почему он плачет.
Проснувшись, Ли по-прежнему чувствовал ту глубокую печаль своего сна. Он протянул было руку к Аллертону, но быстро убрал. И отвернулся к стене.
Наутро Ли ощущал только раздражение и опустошение. Он попросил у Коттера ружье 22 калибра, и они пошли с Аллертоном посмотреть джунгли поближе. Казалось, жизни в лесу не осталось.
— Коттер говорит, индейцы истребили всю живность в здешних лесах, сказал Аллертон. — У них у всех дробовики. Они купили их на те деньги, что заработали у «Шелл».
Они шли по тропе. Гигантские деревья, многие — выше ста футов, все опутанные лианами, закрывали свет.
— Даст бог, что-нибудь живое подстрелим, — сказал Ли. — Джин, я слышу, там что-то крякает. Попробую подбить.
— А что это?
— Откуда я знаю? Живое же.
Ли продрался сквозь кустарник возле тропы, споткнулся о лиану и свалился в какое-то растение с зубьями, как у пилы. Когда он попробовал подняться, сотни острых зубцов вцепились ему в одежду и кожу.
— Джин! — завопил он. — На помощь! Меня схватило растение-людоед. Джин, освободи меня, руби его мачете!
В джунглях они не встретили ни одного живого существа.
Коттер предположительно пытался обнаружить способ извлекать кураре из яда, которым индейцы пропитывают наконечники стрел. Он рассказал Ли, что в этом районе живут желтые вороны и желтые сомики с очень ядовитыми шипами. Его жена укололась, и Коттеру пришлось давать ей морфий — такой сильной была боль. Он же был медиком.
Ли поразила история про Женщину-Обезьяну. В эту часть Эквадора приехали брат и сестра — жить простой здоровой жизнью, питаться кореньями, ягодами, орехами и сердцевиной пальм. Два года спустя их
