вскоре вышли, была почти сухой, и шлось нам легко. Всё это позволяло нашему маленькому коллективу смотреть вперед со сдержанным оптимизмом, несмотря на суровую и опасную цель похода. Дорога вела нас через широкие поля, взбиралась на некрутые холмы, ныряла в перелески; один раз мы с Тинкиной помощью вброд перешли мелкую быструю речку.
Наверное, мы бы чувствовали себя гораздо бодрее, если бы не противоестественная тишина. Вокруг не было слышно ни весеннего пения и щебета птиц, ни жужжания первых насекомых – только шум ветра, запутавшегося в придорожном кустарнике. По сравнению с пробудившимся после зимней дремы Черным Лесом, отсутствие привычных звуков подавляло и держало в неприятном напряжении, заставляя прислушиваться к тому, чего не происходило вокруг.
Степка, сперва явно не собиравшийся слезать с Тинкиной спины (да ладно, ребята, я же маленький и легкий! а вот лапки у меня короткие…), вскоре укачался от ее мерного шага и спрыгнул на землю. Решив совместить прогулку с завтраком, он попытался мышковать. Однако тут его поджидал полный облом. Полевки, которыми всегда так богаты наши гостеприимные поля, тоже исчезли. Кот обиделся.
- И что, мне теперь вашу крупу жевать? – с отвращением поинтересовался он. – Я, между прочим, хищник, хоть и мелкий! Мне мясо требуется!
- Да сделай милость, не жуй, - ехидно посоветовала Тинка. – Другим больше достанется.
- Да-а-а?! А что же я тогда буду есть? – возмутился хищник, хоть и мелкий. Потом изобразил мордой работу мысли и с притворно-горестным вздохом выдал решение: - Придется вам, видно, отказаться в мою пользу от сала!
- Щас! – хором ответили мы, даже вегетарианка Тинка. – Да мы лучше от тебя откажемся!
- Поправь меня, если я ошибаюсь, - вкрадчиво сказала я, - но, по-моему, тебя ехать никто не уговаривал! – Кот обиженно фыркнул и отвернулся. – Поэтому, друг мой, либо лопай, что дают, либо переходи на подножный корм! Знамя тебе в лапы и дракона навстречу!
Степан надулся, но промолчал. Видно сообразил, поганец, что мы ещё не ушли далеко от дома, и ему вполне могут предложить вернуться к родным мышам и Микешиным ватрушкам.
- Горыныч, а Горыныч, а как ты думаешь, почему в полях нет ни птиц, ни насекомых? - поинтересовалась я. – Вот смотри, в нашем лесу живности полно, да и южнее Сосновки, похоже, никто не пострадал. А поля стоят пустые. Неужели за целую седмицу никакой птахе не пришло на ум прилететь сюда клевать червей?
Грач, нахохлившись, сидел на передней луке седла, крепко вцепившись в нее немаленькими когтями. Его-то не укачивало, чем он вовсю и пользовался. Периодически он снимался со своего «насеста», и делал кружок-другой над дорогой, собирая разведданные: не собирается ли нами кто плотно подзакусить в ближайшее время? Пока обеденный час ни у кого, вроде, не намечался.
- Не хочется, - подумав, проскрипел птиц.
- Чего не хочется? – не поняла я.
- А лететь сюда не хочется.
- Это как?
- Не знаю, - грач пошевелил крыльями, будто пожал плечами. – Я ведь всё думал, как так вышло, что за минувшую седмицу я ни разу из лесу не вылетал, ну а в результате и не знал, что такая беда приключилась.
- И до чего додумался? – заинтересовалась я.
- Я понял, что за это время у меня ни разу не появилось желания улететь из леса. Наоборот, всё какие-то дела подворачивались да вспоминались, - он помолчал и задумчиво добавил: - Да, может, и червяков здесь тоже не осталось…. Исчезли вместе с мышами! Чего лететь-то?
М-да… похоже на заклинание с встроенным отвращающим эффектом! Обычно используется в тех случаях, когда маг не желает, чтобы творимые им чары привлекали к себе постороннее внимание…. Хитро!
Шагающий слева от лошади Ванятка громко и весело фыркнул. Он бодро шел по утоптанной дороге, не выказывая пока никаких признаков усталости. Парнишка с удовольствием подставлял свою мордаху теплому солнышку. Он уже втихаря попытался избавиться от теплого кожуха, дескать, весна пришла, хватит мерзнуть, и вообще, чем раньше надоевшую зимнюю одежду снимешь, тем скорее лето и настанет! Подобные партизанские действия были на корню пресечены мною, хорошо изучившей на своем богатом знахарском опыте, как обманчиво первое тепло. Ванька сперва решил слегка надуться, но потом подумал и согласился со мной, что лечить сейчас его простуды нам будет совсем не с руки. Мне самой, кстати, было вовсе даже и не жарко, и свою кожаную шапку я не снимала не только потому, что прятала под нею косу (всё-таки парень, путешествующий с младшим братишкой, вызывает чуть меньше нездорового любопытства, нежели девица).
Я торопилась. Внутренний голос настойчиво мне твердил, что самое правильное будет засветло дойти до деревни, а именно до Синего Луга, к которому мы, как утверждали карта и Горыныч, и направлялись. Грачу я верила больше, чем своим способностям к ориентированию на местности. В Синем Луге я была только однажды, причем давным-давно, вместе с бабушкой Полелей, и этой дороги не помнила. Но если верить нашей антикварной карте, это село (в те времена называвшееся просто «Луг»; посинел он, видимо, попозже) располагалось точнехонько на нашем пути к Западным горам. Там я и планировала остановиться на ночлег, хотя был большой риск, что в опустевшем селе нас с нетерпением ждет на званый ужин какая- нибудь хорошо проголодавшаяся нежить. Но шансов попасть на чужую пирушку, причем в качестве основного блюда, посреди чистого поля было всё-таки гораздо больше.
Наверное, добрые боги милостиво взирали на нас, и к высокому крепкому частоколу, окружавшему Синий Луг, мы добрались к первым сумеркам. Незапертые ворота встретили нас протяжным жизнеутверждающим скрипом. Горыныч полетел на разведку, мы с Ваняткой предусмотрительно сняли самострелы с предохранителей, а я к тому же сосредоточилась, готовясь без раздумья запустить оборонным заклинанием в любого, кто рискнет выскочить нам навстречу. Но, к счастью, комитет по встрече дорогих и вкусных гостей сегодня обделил нас своим вниманием, и мы с замирающим сердцем вошли в село.
Пустынная улица, валяющаяся там и сям упряжь, пустая телега, стоящая посреди дороги, распахнутые настежь и поскрипывающие на ветру калитки и двери изб, слепо глядящих на нас слюдяными темными окнами, пустая, без колоколов, колокольня храма, нигде ни звука, ни огонька, - словом, всё так же, как и в Мутных Бродах. Нигде никто не переговаривался, не кричал, не ругался, не мычал, не хрюкал, не блеял, не кудахтал и не лаял. И даже не каркал.
Ванька испуганно озирался, судорожно вцепившись в свой самострел. Кот и грач вдвоем сидели на лошадиной спине. Степкины пышные белые усы стояли дыбом, а уши, напротив, были плотно прижаты к голове. Мы с Тинкой, как самые опытные, старались сохранять присутствие духа, но получалось не очень. Отчаянно хотелось завизжать и побежать, куда глаза глядят. Меня лично останавливало только то соображение, что из укромного местечка на нас запросто могли глядеть ещё чьи-нибудь глаза, причём голодные.
Отыскать избу, пригодную для ночлега, оказалось делом нелегким. Беда, судя по всему, случилась в обеденное время. В каждом доме мы натыкались на остатки протухшие съестного, источавшие сильнейшую вонь, и тучи мух. Этим было всё равно, и дурные предчувствия их не одолевали.
В конце концов, мы остановили свой выбор на небольшой избе, хозяева которой в тот злополучный день не готовили мясного. По этой причине она не провоняла тухлятиной, да и насекомых в ней было поменьше.
В кухонном ларе обнаружились приличные запасы гречи, которые я, не тратя попусту наши дорожные припасы, пустила в дело. Хвала богам, топить печь и готовить я, проведя столько лет за широкой спиной хозяйственного Микеши, не разучилась, сказалась тетки-Бронина выучка. На кашу, по крайней мере, её хватило. Приправленная салом духовитая гречка получилась отменно и быстро исчезла в наших голодных ртах вместе с пирогами, которыми нас снабдил домовой. Степка благополучно позабыл про то, что он – хищник, и даже Горыныч, успевший наклеваться мух, присоединился к нам. Исключение явила собой Тинка, в распоряжении которой было достаточно овса и сена. По традиции этих мест, загоны для скота располагались под одной крышей с жилыми помещениями для хозяев, что нас очень порадовало: на тот случай, если ночью придется отбиваться (или удирать) от непрошеных гостей, держаться стоило поближе друг к другу.
