Мария застонала.
— Терпеть не могу воду, — пояснила она Николаеву. — Я раза три в жизни тонула. Это, значит, океан поднимется, меньше чем за ночь, да так, что всё затопит. Хуже только 'Глина господня', или 'День триффидов'.
— На чём людей спасать будем? Есть корабль?
— Лодки, — поправила она. — И воздушные шары, на всякий случай. Дядя Гоша как-то раз дирижабль устроил, так мы им чуть не сто лодок тащили потом. Главное, самим найти, куда деться, паника будет та ещё. Ну всё, сегодня начинаем собираться.
Собираться начали обстоятельно. Настолько, что Кошка встревожилась — куда это они, на ночь глядя? Пришлось то и дело убеждать её, что люди не уходят, просто готовятся к концу света, и тот будет послезавтра.
— Чёрт, Кошку тоже нужно будет нести, — задумался Николаев. — Она ведь смирно сидеть не будет.
— Клетка, — предложила Мария. — Котоноска. Таких полно продаётся. Главное, так её нести, чтобы пристегнуть можно было, и в герметичный мешок сунуть, чтобы не утонула.
— Она там не задохнётся?
— Ненадолго закроем, не успеет. Главное, нам самим собраться, и всё спрятать, чтобы не промокло.
Вечером Николаев пару раз съездил с обеими дамами в магазины, прежде чем Мария не сказала, что всё есть, можно упаковываться.
В остальном жизнь шла, как обычно. Настолько, что Николаеву стало сильно не по себе. В обед следующего дня он вышел погулять — уже всё было готово. Машины придётся бросить, сказал дядя Гоша. Не сможем забрать. И двенадцатого будет трудно искать, хуже нет, когда 'Ковчег' или 'Буря столетия' — такое творится, что какие уж там поиски. Потом, в таких случаях выживают чаще всего те, кто других из лодки сумел выбросить. Героев среди таких не попадалось.
В четыре часа Николаев вернулся домой. Всё уже готово, всё собрано. Всё проверено, вчера и сегодня, вещи собраны, одежда готова. Можно выступать в любой момент, а любой момент будет в восемь.
— Где Даша? — поинтересовался Николаев, обнаружив, что нет ни Дашиных вещей, ни её самой.
— Уже на месте, — Мария вышла из гостиной. — Заодно свои карточки раздаст. Через три часа нам выходить, с бабушкой я уже рассчиталась.
Николаев отчётливо ощутил, как рассудок куда-то уплывает. О чём она говорит?!
— Серёжа, — Мария взяла его под руку, и в голове стало чуть спокойнее. — Они не знают, понимаешь? А если им скажешь, в лучшем случае посмеются. Мы уже спасаем людей — не своими силами, нет у нас столько сил. Жора всю неделю капал на мозги администрации города, и спасательные средства развозил. С твоей помощью, кстати. Мы делаем, что можем. Без нас не выжил бы никто. Мы спасём сейчас несколько десятков тысяч, может — сотню, если повезёт.
Она посмотрела в его глаза.
— Переодевайся, — она поцеловала его. — Сначала — в душ, потом переодеваться. Тебе помочь?
— Помочь, — согласился он.
…Она проводила его из душа в комнату и задержалась в дверях. Вопросительно посмотрела. И он понял.
— Останься, — попросил он. Мария едва заметно кивнула, прикрыла дверь плотнее и задёрнула шторы.
Часы — светящийся циферблат, Мария специально поставила — намекали, что через двадцать пять минут нужно выходить.
Как в ту ночь после боя, он лежал, и радовался её теплу, запаху её кожи и волос.
— Знаю, — она поцеловала его. — Ещё пять минут. Они ничего не решат, а мне нужно. И тебе нужно.
— Я…
— Тс-с-с, — она прижала палец к его губам. — Просто полежи. Ни о чём не думай.
— Обалдеть, — Мария в восхищении смотрела на дирижабль. — Всё-таки он сумел! Класс! А я думала, снова будем на надувном плоту куковать всю ночь.
Ещё бы. Николаев сам смотрел в полном изумлении. Грузовые дирижабли видеть доводилось, сейчас других и не строят, вроде. Но вот такой! Гондола, в которой отдельные каюты и несколько палуб! И на вид ну никак не компьютерной эпохи. И это ведь не купишь в антикварном магазине или с рук. Откуда они это взяли?
Остальные были уже на борту. В гондоле оказалось шестнадцать кают. Кошку выпустили из клетки, и она тут же отправилась осматривать свой новый дом, пусть и временный. В рубке сидели Смолин и дядя Гоша.
— Отдыхай, Сергей, отдыхай, — махнул рукой дядя Гоша. — Отсыпайся. Ночь будет нелёгкой. Если есть захотите, спросите у Надежды Петровны.
Дарью они нашли на корме. Она стояла, смотрела на лес — дирижабль был пришвартован вдали от города.
Лицо её было таким спокойным, что Николаев окончательно осознал, что нет смысла волноваться из-за того, что не в его власти.
— Пойду, переобуюсь, — Мария потрепала её по голове и оставила их двоих. Дарья с улыбкой смотрела на Николаева, прижимая к груди своего Винни-Пуха.
— До утра нам всё равно делать нечего, — пояснила она. — Я спать пойду. Можно, я Кошку к себе возьму?
Кошка возникла рядом как по волшебству. Во слух!
— Конечно, если она не против, — Николаев поднял Кошку на руки. Дарья осторожно пересадила Кошку себе на плечо и шепнула:
— Она ждёт тебя!
И убежала — в свою каюту.
Мария ждала его в его каюте. Едва он вошёл, закрыла за ним дверь и пригасила свет.
— Через восемь часов начнётся, — пояснила она. — Или чуть-чуть позже. В это время я обычно выпивала бутылку водки и пару таблеток снотворного, на пустой желудок. Чтобы вырубиться, и снов не видеть. Всё равно проснёшься, когда начнётся, и будешь трезвая и ясная, как стёклышко. Смешно, да? Можно упиться до синих свиней, или обколоться чем угодно, а как начнётся — свеженькая и бодренькая, никакой дури.
Она зашторила иллюминатор.
— Тебе тоже плохо, — заметила она. — Федя говорит, у всех так. Пусть ты хоть миллион концов света видел, за несколько часов у всех мандраж. Дядя Миша сейчас сидит с тётей Надей, дядей Сашей и дядей Гошей, играет вальсы и романсы. А они режутся в карты, под музыку, и пьют кофе. Даша спит в обнимку с Винни-Пухом, больше ей ничего не помогает. Парни смотрят какое-нибудь кино, где много стреляют и море крови. Я одна напиваюсь, от остального только хуже.
Он взял её за руку.
— Если это тебе на самом деле нужно, я останусь, — она посмотрела ему в глаза. — Если тебе я нужна, а не просто любая женщина. Если нет, я пойду, водка у меня уже приготовлена. И таблетки. И никаких обид, да? Мы же взрослые люди.
Он подумал, прежде чем сказать. Хорошо подумал.
— Останься, — взял её за обе руки, и только теперь почувствовал, что она дрожит. — Мне нужна ты. Именно ты.
Николаеву показалось, что он всё проспал. Открыл глаза — солнце, но не понять, восход или закат.
