деревенщина. Однако я верил Сильверу и следил за тем, как разворачиваются переговоры. – Изложите ваши условия, – сказал Молтби.
Сильвер снова зашептал, и капитан Рид ответил:
– Они просты. Как во всяком бою pareil. Один выступает против одного. Каждый из нас называет своего сильнейшего бойца. Никакой всеобщей драки. Тот, кто побеждает, побеждает окончательно и бесповоротно.
В нескольких ярдах от себя я увидел дядюшку Амброуза. Он выглядел ужасно обеспокоенным, и я заметил, как он пытается кого-то удержать. Я понял, что он по-прежнему старается не допустить Грейс на палубу.
Сильвер, раскачиваясь на костыле, вернулся ко мне и подмигнул.
– Это замечательно, Джим. Просто то, что надо. Это наши люки задраит, а им всем зубы повыдергает.
Но я – то знал их силу лучше, чем он, и не чувствовал такой уверенности.
Сейчас, в это утро, глядя из окна «Адмирала Бенбоу», я вижу, как «белые лошадки» – небольшие волны с пенными гребешками, танцуя, стремятся к берегу. Вокруг меня все спокойно и залито ярким светом, но мой мысленный взор видит лишь тот страшный момент на борту «Испаньолы».
Уже наступило утро. Мы с Сильвером отплыли на остров, за Тейтом и кладом, чуть больше, чем двадцать четыре часа тому назад; за двенадцать часов до этого я вернулся на «Испаньолу» и увидел Грейс, Луи, дядюшку Амброуза, капитана Рида и милый сердцу корабль там же и такими же, какими видел их в последний раз. Столько событий уместилось в тридцать шесть часов, что это поражает меня и сегодня.
Перед моим мысленным взором встают два корабля, плотно прижавшиеся друг к другу; хлопают не до конца убранные паруса, на их фоне – ряд безжалостных лиц. Это лица уверенных в себе людей, стоящих с обнаженными шпагами и саблями, острия которых сейчас направлены в небо; губы этих людей чуть улыбаются: они не сомневаются в исходе битвы.
Во главе стоит толстый человек в черном завитом парике, с круглыми жестокими глазами, но внешность его обманчива: ноги у него небольшие и, подобно многим тяжеловесным людям, он способен двигаться легко, словно танцор. Рядом с ним – грубый, краснолицый мужчина с тяжелым подбородком и тоже толстый, но закаленный в боях.
Ближе всех к вожаку я вижу элегантную фигуру человека не очень высокого, но и не малорослого, стройного, гармоничного и подвижного, словно весы ювелира. Его серые шелковые манжеты плотно облегают запястья, породистая голова гордо вскинута; он глядит на ряды своих противников и чувствует, что, вне всякого сомнения, – и тут он прав – принадлежит к превосходящей стороне.
Он чуть пританцовывает, и лучи южного солнца отражаются от пряжек его начищенных черных башмаков. Затем самодовольство его еще более возрастает – он ведь знает, что будет первым в схватке и, если победит – а он предполагает победить, – то для всех нас игра будет окончена. Таковы правила боя pareil.
А теперь я смотрю на нашу сторону. О человеке, когда смотришь на него сзади, можно точнее всего сказать, чувствует ли он себя в безопасности, силен ли он, одинок ли. Глядя на профиль, можно судить, обеспокоен ли этот человек, – ведь подбородок очень многое выдает. В то утро все мы испытывали сильное беспокойство. Все, кроме Сильвера. Но Сильвер появился на свет не для того, чтобы испытывать беспокойство. Я смотрел на него, а он в этот момент поступил очень разумно: он устремил взгляд на пританцовывавшего мастера фехтовального искусства, и сила этого взгляда заставила фехтовальщика вздрогнуть, правда, не очень сильно, но все же.
Молтби взмахнул платком: словно облако вырвалось из его руки. Это был знак старта.
– Я вызываю человека, которого сам король считает лучшим из лучших, – крикнул он. – Я называю имя Генри Игана.
Вот почему я побледнел, когда битва прекратилась. В беспорядочной схватке у нас еще были шансы – мы могли использовать различные уловки, засаду, неожиданное нападение. Но бой один на один – кто мог бы противостоять Игану? Капитан Рид посмотрел на наш неровный строй и сделал шаг вперед. Это был шаг, полный такой решимости, какую я редко видел даже у этого решительного человека.
– А я вызываю капитана Алестера Рида, а именно – себя.
Раздался приглушенный шум голосов, в котором слышалось удивление. Я никогда не подозревал в нашем капитане искусного фехтовальщика, да и слышать о такой его репутации мне не приходилось. И все же, по какой-то причине, у меня возникло доброе предчувствие. Рид удивлял меня снова и снова: он был совершенно непредсказуем, никто не знал, чего от него ждать в следующий момент. Но затем я позволил здравому смыслу завладеть мною и напомнил себе, что дуэлянт, который мало чем занимался в жизни, кроме практического применения своего фехтовального мастерства, несомненно, одурачит приземистого, задумчивого, сурового человека, посвятившего жизнь морскому делу и доброму занятию морской торговлей.
Бойцы изготовились к бою. Рид снял сюртук и отдал его Сильверу. Затем капитан сделал что-то совершенно необычайное: он оторвал от рубашки рукав, так что его правая рука обнажилась до самого плеча. Только четверо из присутствовавших, как я полагаю, поняли значение этого жеста – Рид, Сильвер, я и Иган.
Если в кулачной драке ваш противник начинает снимать кольца – берегитесь. Он – опытный драчун, знающий все обычаи пивной и понимающий, что, если он ударит противника рукой в кольцах, он может сломать собственные пальцы. Точно так же – берегитесь фехтовальщика, обнажающего руку, чтобы освободить ее для работы шпагой. Такому человеку известны темные стороны дуэльного искусства.
Затем капитан Рид выбрал оружие – саблю.
Иган закричал: «Против правил!» – и помахал шпагой.
– Не против правил, сэр. Я не возражаю против вашего оружия, а выбор оружия – за мной. Вы можете пользоваться шпагой.
Иган улыбнулся своей медвежьей улыбкой. Противопоставлять саблю шпаге столь же необдуманно, как противопоставлять рогатку пистолету.
Когда я наблюдал за происходившим, мое внимание было отвлечено: я увидел, как Грейс подошла
