воздухоплавательные части — именно там в начале марта антисоветские элементы попытались вызвать мятеж по типу кронштадтского. В докладе политотдела Укрепленного района от 1 февраля 1921 г. о 561-м полке сообщалось, что
«личный состав части имеет красноармейцев с Юга, бывших на территории под властью белых, поэтому недостаточно политически воспитанных… Отношение к Советской власти и политическим событиям удовлетворительное. Во всех частях наблюдаются обычные жалобы на малый процент отпусков, неправильные реквизиции продуктов питания и некоторого домашнего инвентаря на родине у родных и неполучение обмундирования».
Аналогичные сведения поступали из подразделений морской воздушной авиации, дислоцированных в районе Ораниенбаума. [228]
В политическом докладе Побалта за вторую половину февраля было сказано:
«В частях по-прежнему отмечается большое недовольство действиями местных властей на родине; прибывшие из отпусков рассказывают о несправедливостях на местах и этим подрывают боевой дух и настроение беспартийной массы». [229]
Это заключение составлено буквально накануне кронштадтского мятежа и касается причин начавшегося брожения среди части матросов и солдат.
На кораблях и в частях кронштадтского гарнизона мелкобуржуазные шатания, отражавшие колебания широких слоев крестьянства, проявились особенно остро. Такие настроения были и в иных морских и сухопутных подразделениях. Здесь уместно напомнить ленинскую оценку положения:
«Крестьяне попали в эту зиму в безвыходное положение, их недовольство понятно». [230]
Брожение среди матросов и красноармейцев в известной мере отражало эти настроения крестьянства.
Таким образом, можно считать бесспорным, что в Кронштадте к исходу зимы 1921 г. была заметна усталость личного состава и накопилось известное недовольство (как говорил В. И. Ленин, «недовольство общего характера» [231]), связанное с тяжелым экономическим положением Советского государства. Однако недовольство или даже брожение — одно дело, совсем другое — открытый вооруженный мятеж. Здесь качественная разница. В Кронштадте этот мятеж произошел, и зачинщиками его выступили матросы линейных кораблей «Севастополь» и «Петропавловск».
Помимо причин общего характера (усталость масс, тяжелое материальное положение и т. п.), большую роль играло изменение социально-психологического типа балтийских моряков, что усугублялось порочной политикой руководства Балтфлота.
В период революции и гражданской войны балтийцы выдвинули из своих рядов множество преданных бойцов новой власти. Еще не подсчитаны масштабы многочисленных мобилизаций, но бесспорно, что они были значительными. Главное здесь, однако, не в количественной стороне дела, а в качественной.
К 1921 г. на кораблях служили преимущественно кадровые моряки. Состав их был относительно стабилен. Если Красная Армия являлась совершенно новым социальным организмом, то на флоте строевой состав экипажей изменился относительно слабее. Особенно это касается командного состава и классных специалистов. Последняя же прослойка на крупных кораблях была весьма значительна, достигая порой половины команды: гальванеры, механики, комендоры, электрики, машинисты и т. п. — для подготовки таких специалистов в ту пору требовались годы, и заменить их было не так-то просто. Тем более в условиях гражданской войны.
Сохранились, к примеру, списки личного состава команд линейных кораблей «Севастополь» и «Петропавловск», по данным на февраль 1921 г. Помимо фамилии, имени и отчества, там указывалась также флотская специальность, год призыва, а иногда и год рождения. Для экипажа «Петропавловска» сохранились сведения о 1242 моряках, для «Севастополя» — о 786, следовательно, всего о 2028 моряках (командный и политический состав в этих данных не отражен). По срокам службы состав экипажей распределялся следующим образом: [232]
Итак, 79,2 % моряков двух сильнейших кораблей Балтфлота, то есть почти 4/5 обоих экипажей, начали службу на флоте до 1917 г. В 1921 г. в состав экипажей пришло только 3 человека. Зато имелось немало кадровых моряков, служивших по 15 и более лет (в общей сложности 29 человек, то есть около 1,5 %).
Однако, сохранив основную массу старослужащих, флотские экипажи лишились своего наиболее закаленного, сознательного и преданного делу нового государства ядра, ибо все мобилизации на Балтфлоте затрагивали прежде всего лучших из лучших. Так, в течение 1920 г. с флота было переброшено на другие должности только около 200 политработников. [233]
Прием в партию на флоте, к сожалению, нередко осуществлялся без должной требовательности. Например, в партийную неделю осенью 1919 г. численность некоторых ячеек увеличилась сразу в 7–9 раз, в результате к началу мятежа от 80 до 90 % членов РКП в Кронштадте составляли те, кто вступил в партию именно в массовые кампании партийных недель. [234] Не удивительно, что на линкоре «Петропавловск» накануне мятежа число коммунистов достигало 203 [235] из чуть менее 1300 человек личного состава (вместе с командирами), то есть в партии состоял почти каждый шестой член экипажа корабля! И именно этот корабль стал центром мятежа…
Да и общее пополнение флота проводилось далеко не лучшим образом. Еще в 1918 г. было создано так называемое бюро вольного найма, которое занималось вербовкой добровольцев, служивших в морских частях и на кораблях по контракту. Подавляющее большинство этой публики представляло собой очень пеструю в социальном отношении молодежь, привлеченную на флот прежде всего своекорыстными соображениями, ибо моряки лучше красноармейцев обеспечивались и продовольствием, и обмундированием. Дисциплина среди этого контингента была очень слабой. Появились и крепли иждивенческие настроения.
Качественные изменения в личном составе моряков усугублялись тем, что длительное время Балтийский флот стоял на приколе. Корабли превращались в плавучие казармы, где расцветали кичливость и демагогия. И это не удивительно, так как на бездействующем флоте стремились задержаться именно те, кто искал более или менее спокойного прибежища в разгоревшейся классовой борьбе либо просто выжидал хода событий. Немало людей задерживалось на флоте с одной лишь целью — носить, почетные и романтические клеши и тельняшку. Матросы подобного типа получили презрительную кличку «Иван-мор». Их было немало. Как раз накануне кронштадтского мятежа в газете «Красный Балтийский флот» появилось стихотворение некоего Н. Корнова под названием «Иван-мор». Стихи весьма несовершенны, однако написаны чрезвычайно искренне и направлены против тех, кого автор назвал «лежнями»:
