далеко разносился смех. «А вдруг она там? — подумал Горелов. — Уложила Наташку и пошла. Неужели ей, молодой и красивой, нельзя пойти? Да если она там появится, одни только космонавты станут в очередь приглашать на танец. Гордая, милая, человечная...» Алеша впервые в жизни и только для нее, для Лиды, подбирал сейчас эти ласковые слова. И в тот же миг от мысли, что Лидия может оказаться на танцплощадке, ему стало не по себе. Какое-то новое чувство сковывало его, мешало быть спокойным. Алеша еще не знал, что это называется ревностью. Но ему страшно хотелось, чтобы она обязательно была дома. Он подумал о том, что Наташка уже спит, а два окна другой комнаты выходят на строящийся квартал. Нет, к ней он звонить, разумеется, не будет, но он подойдет с той стороны к дому и посмотрит, есть ли свет в ее окнах. Если она дома, едва ли так рано ляжет спать. Сухой гравий шоссе скрипел под ногами. Медленно и неуверенно Горелов приближался к знакомому дому. Навстречу попалась лишь одна незнакомая пара. Горелов уже стоял под ее окнами, не смея поднять головы, боясь, что Лидия его обнаружит. «Совсем как испанский гидальго, — ругнул он себя рассерженно, — кастаньет и гитары только не хватает. Нет, к черту!»
На противоположной стороне улицы у недостроенного трехэтажного с пустыми глазницами окон дома чернел силуэт строительного крана. Тонкая стрела упиралась в звездное небо. Алексей с невинным видом направился к нему, перепрыгнув на пути узкую канаву. Испеченная солнцем земля, шурша, поползла с откосов. Он встал под защиту крана и глянул на окна Лидии. Света в них не было. «Ушла», — подумал Алексей грустно. Носком ботинка он поддал земляную насыпь. Послушал, как сбегают струйки земли и с характерным звуком бьются о металл уложенных водопроводных труб. «А чего ты, собственно говоря, хочешь? Чтобы она никуда не ходила по вечерам? Какой абсурд! Она свободный человек, и почему ей нельзя развлечься, выйти из четырех стен квартиры? А может, она решила, что и я на танцах, и пошла туда с расчетом меня встретить? Ведь уже несколько дней он не подавал о себе никаких вестей. Теория вероятности... она бесконечна, — усмехнулся про себя Алексей. — Сходить и мне поглядеть на танцующих? Это же гораздо пристойнее, чем скрываться тут, под краном, как мелкому воришке».
Он уже хотел снова перепрыгнуть канаву и уйти, когда желтый косяк света пронзил темень и осветил узкую улочку города до самой середины. И забилось у обрадованного Алексея сердце: это же ее окна зажглись! Прильнув к холодному корпусу крана, он увидел знакомый книжный шкаф и подаренного им Наташке плюшевого медведя, сидевшего почему-то наверху этого шкафа, и даже единственную фотографию, темневшую квадратиком на стене.
«Возможно, она укладывала Наташку или рассказывала ей на ночь сказку. А я-то, дурак...» Вдруг он увидел, как обнаженные руки потянулись к шкафу и сняли оттуда плюшевого медведя. «Понесла в спальню, к Наташе!» — обрадовался Алексей, но ошибся. Секунду спустя в распахнутом окне возник ее силуэт. Лидия была в том самом простеньком ситцевом платье, в каком он ее увидел, когда пришел за ключом. Она держала на руках медведя, прижимая его к груди, как ребенка. Затем отодвинула от себя, легонько щелкнула по носу и опять взяла на руки. Горелов увидел ее удаляющуюся от окна голову, а затем обнаженные руки вытянулись вверх и усадили медведя на прежнее место. Прямоугольник окна остался пустым. Яркий свет сменился притушенным зеленым. Вероятно, она зажгла ночник. Горелов подождал еще несколько минут, но Лидия не появлялась. «И не надо, — подумал он,— пусть отдыхает. Небось намаялась за день».
Он вышел из своего укрытия и неторопливо зашагал домой, наполненный ликованием.
Не желая сразу уединяться в своем номере, Алексей все же дошел до танцплощадки, издали увидел Субботина, вальсировавшего с какой-то девушкой, и Каменева, оказавшегося столь неважным танцором, что гибкая, стройная Женя таскала его «за кавалера». Дружный их смех приятно встряхнул Горелова, и он без зависти отметил: «Смеются? Ну и хорошо, что смеются. И мне тоже не грустно». И еще он подумал, что если бы перед ним промелькнули сейчас тысячи самых красивых женщин —-учительниц, ткачих, балерин, кинозвезд, — он бы ни на одной не посмел долго задержать взгляда. У него есть своя, одна-единственная женщина, добрее и красивее которой нет в мире. И зовут ее Лидией...
* * *
Рано утром Алексей Горелов сел в штабной газик, чтобы добраться до полустанка к отходу пригородного поезда. Друзья его еще спали, и это избавило от излишних расспросов. На аэродроме Нелидов объяснит им, что Горелов исключен из дальнейшей программы парашютной подготовки, а сегодня получил суточный отпуск в город.
Молоденький солдат с косыми височками сидел за баранкой.
- Можно ехать, товарищ капитан? — почтительно осведомился он. — Вещей с вами никаких?
- Никаких, — подтвердил Горелов.
Газик подпрыгнул на жестких рессорах и помчался по шоссе. У проходной шофер затормозил, стал рыться в карманах, доставая путевку.
Пока сержант с рыжими выгоревшими бровями проверял путевой лист, Горелов, с любопытством разглядывавший людей, собиравшихся к поезду, вдруг замер от неожиданности. В очереди на маленький голубой автобус стояла Лидия. Была она в светло-голубом платье и в накинутом поверх него желтом пыльнике. На голове — белая прозрачная косынка, в руках — сумка. Рядом, в красном платьице, старательно причесанная, с алым бантом в волосах, топталась Наташа.
—Лидия Степановна!—не раздумывая, окликнул Горелов. — Идите сюда!
Она удивленно обернулась, но, сразу его узнав, бросилась к газику. Остановившись у дверцы, улыбнулась. Полыхнуло румянцем ее лицо. Не успела она еще и поздороваться, как Наташка колобком выкатилась из-за нее, звонко закричала:
- Дядя Алеша, и ты едешь на станцию? Нас с мамой посадишь?
- Конечно посажу, маленькая, — обрадовался он. — Иди, я тебя подниму. А теперь давайте руку и вы, Лидия Степановна.
Они втроем поместились на заднем сиденье: Наташа в середке, они по бокам.
- Дядя Алеша, а ты почему так долго не приходил? — затараторила Наташа. — А я без тебя медведю чуть ухо не оторвала. А как меня мама ру-га-ла!
- Перестань ты ябедничать! — смутилась Лидия. — Слова не дашь вымолвить. В самом деле, почему вы нас позабыли, Алексей Павлович?
Синие глаза были наполнены ожиданием, в певучем голосе прозвучала еще не погашенная тревога. Горелов погладил девочку по головке.
—Совсем зашился, Лидия Степановна. С утра и до вечера занятия. Дойдешь до койки и валишься как сноп. Да и очень поздно возвращались с аэродрома. Неудобно было вас тревожить...
- А сегодня? — прервала она настороженно.
- Сегодня дали суточный отпуск. Свободен до десяти ноль-ноль завтрашнего утра. Хочу в городской библиотеке кое-какую техническую литературу посмотреть. А вы?
- А меня мама везет в детскую поликлинику показывать, — опередила девочка. — И еще в зоопарк мы пойдем.
- У нас действительно программа максимум, Алексей Павлович, — подтвердила Лидия. — Наташку я веду к врачу посоветоваться удалять или не удалять ей гланды. Потом забежим к одной нашей старой знакомой. Ну и зоопарка миновать, разумеется, не удастся.
- А обратно?
- Вечером. Последний поезд в семь с минутами отходит.
Машину встряхнуло на ухабе, и их руки невольно соединились за Наташиной спиной. Алексею стало радостно оттого, что Лидия не сразу высвободила свою.
- Я тоже хотел бы с вами, — признался он простодушно.
- А ты сделай свои дела, дядя Алеша, и в зоопарк приходи, — предложила Наташа.
- Как ты мне нравишься, Наташка, своей способностью разрубать гордиевы узлы, — засмеялся
