- Зачем гастроном? Не надо никакой гастроном.
- Нет, завернем, — упрямо повторил Леня, — если я гость, подарок — мое дело. Тебя это вовсе не касается.
- Давай как знаешь, — вздохнул казах, и машина свернула на главный проспект.
Минут через двадцать с коробкой конфет в руках Рогов вошел в одноэтажный, не очень новый окраинный домик. Их встретила худенькая женщина с русой косой в простеньком, но чистом и аккуратно выглаженном ситцевом платье. К ее коленям жался удивленный мальчонка, оказавшийся Вовкой.
- Ты, Нина, не пугайся, что мы вдвоем, — отвечая на ее вопросительный взгляд, пояснил Юра. — Товарищ из Москвы, журналист. Ему быстро-быстро надо в Степновск. Мы поужинаем и поедем. Ты знакомься.
- Нина, — певучим голосом сказала она и протянула холодную ладонь.
- Оказывается, мы земляки, — произнес Рогов, осматривая небогато обставленную комнату. Двуспальная деревянная кровать, диванчик, служивший ночью постелью для сына, столик, четыре венских стула, проживших длинную жизнь и сменивших на своем веку, очевидно, немало хозяев, кошма, разостланная на полу. На стене же, чистой, недавно побеленной, — портрет космонавта Николаева и несколько фотографий.
- Земляки, — подтвердила Нина, — только в недалеком прошлом. А теперь я здешняя. Давно уже не была в столице.
- Где вы там жили?
- Измайлово знаете? Так вот там, на Девятой Парковой.
- И наверное, в Москву тянет?
- Да как вам сказать? Разве в этом счастье?
- Она у меня нашу степь полюбила, — с гордостью объявил Юра. — Ваша Москва — большой, шумный. Там и не заметишь, как состаришься. Если бы я там таксистом работал, каждый бы день штрафы платил: не так повернул, не в тот ряд пристроился. А у нас степь большой, гуляй куда хочешь на машине. Руки мыть будешь?
- Буду, — согласился Рогов, — только сначала конфетами твоего сына угощу. Забирай всю коробку, Вова!
- Ой, да зачем вы его так балуете?! —всплеснула руками Нина. Было что-то доброе и отзывчивое в ее голосе, в ее робком взгляде.
Рогов не заметил, как на столе появилось блюдо с горячими мантами, огромная душистая лепешка, красный перец и кувшин с холодным кумысом, принесенный из погреба. Юра сел за стол в одной белой сетке, подчеркивавшей смуглоту его лица, шеи и рук. Нина принесла бутылку портвейна, и он удовлетворенно крякнул:
- Какой молодец, Нина, все мои мысли на лбу читаешь!
- Так твой же лоб — это книга без переплета, — засмеялась жена, ставя два граненых шкалика. Рогов попробовал отказаться, но хозяин не дал ему договорить.
- Ты мой гость. Значит, должен на дорогу выпить. Это мне с тобой нельзя. Я за рулем.
- А я один как-то не привык.
- Зачем один? С Ниной пить будешь. За Москву пить будешь. Потом за наш Казахстан, а потом за счастливый путь. — Они с женой переглянулись как-то особенно выразительно, и Юра спросил: — Ты не станешь возражать, если Нина с нами поедет?
Рогов удивленно пожал плечами. Поняв его замешательство, женщина скупо проговорила:
—Юра боится в дороге уснуть. Не спал две ночи.
—Пожалуйста, пожалуйста, — улыбнулся Рогов.
Нина покинула их и минуту спустя внесла п комнату
пахнущую бензином куртку:
—Это для тебя, Юра. Ночи у нас холодные. А вот
спички и папиросы.
Юра покачал коротко остриженной головой. Стараясь побороть в голосе нежность, пробормотал:
- Скажи ты какая!
- А еще я возьму термос с горячим чаем, — не слушая его, прибавила Нина.
- У нас действительно ночью собачий холод, — словно оправдываясь, проговорил Юра, а Рогову вдруг стало тепло и завидно от того, что он успел увидеть в этой бедноватой комнате, где обитали люди, согретые настоящей любовью. Он перевел глаза на мальчугана, уплетавшего шоколадные конфеты.
- А этого пузана куда?
- Он сейчас заснет, он свое время знает, — поспешно сказала Нина. — Правда, Вовочка?..
Южная ночь плотно укутала землю, когда подошли они к темневшей у калитки «Волге». Крупные яркие звезды висели в небе, да еще уличные фонари пробивали темень. Юра предложил Рогову сесть рядом, но тот наотрез отказался, уступил место Нине, сославшись на то, что на заднем сиденье удобнее будет подремать.
—Тогда как знаешь, — просто сказал Юра, и Рогов
без труда понял по его голосу, как тому приятно будет ехать рядом с женой.
Зашуршал легкий плащ, когда Нина усаживалась на переднее сиденье. На свои колени она положила шоферскую куртку. «Волга» промчалась по главной улице, еще оживленной в этот вечерний час, и казах, рукой указывая на огни кинотеатра и витрины магазинов, одобрительно промолвил:
—Видал? Чем у нас не Москва? Раньше при царе сюда революционеров ссылали, а теперь смотри, сколько неоновых огней! Разве мой город плохой?
Большие трех- и четырехэтажные дома постепенно сменились подслеповатыми глинобитными и саманными постройками. В ярком свете фар впереди возникли высокие железные фермы моста, опрокинутого над бурной рекой. Она была неразличима в темноте, но даже сквозь ровный шум автомобильного мотора доносился грохот падающей с каменистых порогов воды, и слышно было, как она бурлит у берега. За мостом дорога круто поворачивала вправо, и Нина тихо напомнила:
- Здесь на прошлой неделе дождем мосток подгнивший снесло.
- Помню, — негромко откликнулся Юра, — там два бревна заменили. Не опасно.
И действительно задняя часть «Волги» встряхнулась на неровностях залатанного настила, рессоры ее застонали.
Редкая сетка городских огней давно уже осталась позади. Леня устало смежил тяжелые веки и задремал. Когда он очнулся от сильного толчка на ухабе, увидел, что Юрина голова с черными жесткими волосами неудобно лежит на мягкой спинке сиденья, а Нина, вытянув руки, правит машиной. Свет фар ложился далеко впереди, выхватывая из мрака широкую, не покрытую ни гравием, ни асфальтом, но хорошо наезженную дорогу.
- Не спи! — будила Нина мужа.
- А я и не сплю. Я только мало-мал, — оправдывался тихо Юра. Он положил сильные руки на баранку, а Нина придвинулась к нему, и было видно, как слились в один темный круг две головы. И опять шепот:
- Соскучился по тебе, Нина, день и ночь не видел.
- А зачем в рейс пошел? Лучше бы дома остались.
- Так я ведь долг сегодняшними сверхурочными покрою. И еще тридцать километров с выключенным счетчиком проеду.
- И не совестно, Юрка! Это что? В условия вашей бригады коммунистического труда входит? Ездить с выключенным счетчиком и брать за это деньги с пассажира... Ой как хорошо!
- А ты забыла, что наша бригада в переходный период от социализма к коммунизму существует. Большие начальники и те еще от капиталистических пережитков не все освободились, а Юра Тоголбеков — человек маленький.
- Болтушка мой Юра Тоголбеков, — засмеялась она сдавленно, и Леня услышал приглушенный поцелуй.
- Почему болтушка? — поворачивая баранку вправо, заинтересовался муж. — Всего двадцать рублей не хватает, чтобы тебе электрическую швейную машину купить.
И ты собираешься их накопить подобным путем? Не выйдет, Юра. Даже в переходный период не
