упустить цель.
В ушах прозвучал ободряющий голос комиссара:
— Прикройте хвост.
Румянцев и и воздухе говорил спокойно, даже обращался на “вы”. Алеша увидел, что идущая впереди машина внезапно сделала горку и с высоты ринулась вниз. И он, как послушный ученик, повторил за комиссаром все его движения — вслед за ним спикировал на уходящий самолет. Он ожидал, что Румянцев откроет огонь прямо на пикировании, и был удивлен тем, что машина комиссара молча сближается с молочно-белым туловищем Ю-88. Из-под хвоста разведчика сверкнула трасса, но комиссар нырнул под нее, а потом, приподняв капот своего истребителя, стал догонять фашистскую машину. Он шел теперь в том самом «мертвом конусе», который Алеше столько раз рисовал на земле Султан-хан. «Нет, я так не могу», — с горечью подумал Алеша и почти тотчас же услышал в наушниках команду Румянцева:
— Ко мне не подстраивайтесь. Выше ходите.
Он понял и стал ходить на удалении, зорко осматривая небо: как бы откуда-нибудь не вынырнули «мессеры» и не пришли на помощь разведчику. А истребитель Румянцева все ближе и ближе подходил к хвосту «юнкерса». Трассы стрелка-радиста теперь проносились далеко в стороне от истребителя. Видимо, фашистский экипаж нервничал. Алеша увидел сверху, как нос машины Румянцева вдруг озарился яркими красными огоньками. Правый мотор на «юнкерсе» сразу же задымил. Но очаг пожара был, по-видимому, еще не сильным, летчик в надежде сбить пламя послал штурвал вперед, и «юнкерс» с воем устремился к земле. Он пикировал под большим углом прямо на лесок, начинавшийся в двух-трех километрах от города. Румянцев, не отрываясь от его хвоста, тоже бросил свою машину вниз. Теперь Алеша видел, как она сближалась с этим черным хвостом. Новая длинная трасса вырвалась из стволов крыльевых пулеметов и полоснула по тому же правому мотору. Румянцев вывел истребитель из пикирования прямо над лесом и помчался к аэродрому, коротко приказав ведомому:
– На посадку.
С высоты Алеша наблюдал то, чего не мог увидеть Румянцев. Желтое пламя набросилось на широкое крыло немецкого разведчика, коверкая дюраль, побежало к пилотской кабине. Но, очевидно, опытным и смелым был командир фашистского экипажа, если сумел он выровнять даже смертельно раненную, объятую огнем, машину. От самолета отделились три черных комочка, над ними возникли белые купола. Ветер упрямо нес их в сторону летного поля. Алеша спохватился и повел свою машину за самолетом Румянцева.
Летное поле было покрыто густым слоем пыли. С боевого задания возвратились сразу две группы истребителей. Самолеты в затылок друг другу заходили на посадку. Комиссар дожидался над аэродромом, пока сядет последний из них. Наконец в поредевшее облако пыли нырнула и машина Румянцева. Алеша собирался последовать за ним, но в это время, срезая ему на посадке круг, впереди стал снижаться еще один И-16. По хвостовому номеру Алеша определил, что это машина капитана Султан-хана. По каким-то причинам тот подошел к аэродрому позднее других И теперь спешил снизиться. Алеша взял превышение, чтобы не осложнить посадку своему командиру, и вдруг услышал в наушниках громкий повелительный голос:
– Стрельцов, Стрельцов, я Демидов, у Султан-хана в хвосте «мессер». Атакуй!
Алеша глянул вниз. На малой высоте, над самым гребнем приаэродромной рощицы, мчался тонкий немецкий истребитель с желтыми полосками на фюзеляже. Зловеще скользнула его тень по земле. Истребитель горкой взмыл вверх и зашел строго в хвост самолету Султан-хана в те секунды, когда горец готовился выпустить шасси. Не было сейчас силы, способной вывести самолет комэска из железного кольца прицела, в который взял его гитлеровец. Только Алеша, имевший метров четыреста высоты, мог помешать, бросившись оттуда в лобовую. Еще в училище он слышал рассказы генерала Комарова о страшных лобовых атаках, применявшихся нашими летчиками в Испании. Не раздумывая ни секунды, ринулся он вниз и выровнял свой маневренный «ишачок» на одной высоте с немцем. Навстречу, едва не зацепившись за фюзеляж И-16 кабиной, проскочил истребитель Султан-хана, теряющий высоту перед посадкой. «Мессершмитт», гнавшийся за ним, оказался теперь против Алеши. Острый нос немецкого истребителя с черным диском пропеллера стремительно надвигался. Алеша нажал на гашетку и, холодея, понял, что пушку заклинило - дробный привычный грохот не потряс самолет.
– Вырывай машину! - донесся с земли голос Демидова
Все равно Алеша уже не смог бы этого сделать. Слишком маленьким было оставшееся расстояние, слишком огромными скорости в этой лобовой атаке. «Погиб!» - пронеслась в голове отчаянная мысль. Но она не испугала, а только обозлила Алешу. Он крепче сжал ручку управления и не попытался отвести ее вправо или влево. Черная тень «мессершмитта» на мгновение заполнила ему глаза, закрыла небо и солнце.
И вдруг впереди, за козырьком кабины, снова все просветлело. Внизу Алеша увидел уплывающие под крыло домики деревни, изгиб рощицы. Услышал и звон крови в висках, и веселый, бесперебойный рев мотора. В наушниках потрескивал эфир. Значит, и радиосвязь была в порядке. Надо было возвращаться на аэродром. На какое-то мгновение нос истребителя оказался повернутым вниз. Далеко впереди - это ясно увидел Алеша, - у самой границы аэродрома, пылал огромный костер. Иссиня-черный дым вертикальным столбом поднимался в небо. От примеси бензиновых паров был этот столб настолько густым и тяжелым, что даже ветер не мог его растрепать. У Алеши от волнения пересохло в горле. «Сбили. Кого сбили? Неужели «мессер» успел выйти из лобовой и уже на земле, на пробеге после посадки, зажег самолет капитана?!»
В наушниках что-то затрещало, и ясный, спокойный голос Демидова, говорившего чуть врастяжку, ворвался в сознание:
- Стрельцов, на по-са-дочку, на по-са-дочку. Порядок!
У Алеши сразу отлегло от сердца: значит, все не так страшно, как он думал, иначе голос подполковника не был бы таким ровным.
Пыль, поднятая садившимися самолетами, давно улеглась над аэродромом. Он опускался один. Его «ишачок», подпрыгивая, добежал до стоянки. От волнения и сильной усталости руки Алеши дрожали, когда он освобождался от лямок. Наконец зеленый брезентовый мешок парашюта остался лежать на железном сиденье. Алеша перелез через борт кабины на крыло, тяжело спрыгнул на землю и почувствовал, как затекли ноги. Подняв голову, он чуть не вскрикнул от радостного изумления. Прямо на него целый и здоровый бежал Султан-хан, а за ним Коля Воронов и старший лейтенант Красильников. Сверкая черными глазами, капитан бросился на Алешу и сгреб его в охапку. Алеша ткнулся мокрым от пота лицом в его синий новенький комбинезон, приятно пахнувший свежим сукном. Рука Султан-хана в черной лайковой перчатке ласково гладила Алешу по спине, а гортанный голос не уставая выкрикивал:
– Ай джигит, ай кунак! Жизнь своему комэску спас. Будешь с этой минуты моим ведомым до самой смерти, если только она есть на земле. Хорошим будешь ведомым. Ну, кунак, бери! - Он выхватил из кармана тонкий, легкий, серебром отделанный кавказский поясок, на котором болтался маленький кинжальчик в серебряной оправе. - Выбирай любое, джигит. Или кинжал, или ножны. Любое, потому что это все равно. Ты - кинжал, я - ножны. Я - кинжал, ты - ножны! Во! Не возьмешь, на всю жизнь обижусь.
Алеша подумал и взял серебряные ножны. Он хорошо знал, что этот пояс и кинжал семейная реликвия Султан-хана, перешедшая к нему еще от прадеда. Коля Воронов обнял его сразу после того, как отошел Султан-хан, а Красильников с доброй сдержанной улыбкой похлопал по плечу.
Вчетвером пришли они на командный пункт. Демидов, Румянцев и Петельников стояли у входа в землянку. Алеша выпрямился, приложил ладонь к виску, хотел рапортовать, но Демидов не дал. Прихрамывая, подошел к нему и, весело улыбаясь, гаркнул:
- Ай да орелик! Видали такого! Смел и живуч. Потому и живуч, что смел. К ордену его, Петельников, к первому ордену, чертенка. А от меня благодарность. Ясно?
От Коли Воронова Алеша узнал во всех подробностях о том, что произошло за те минуты, пока он находился в полете. Обе группы истребителей, летавшие на задание, успешно прикрыли три девятки «петляковых», бомбивших железнодорожный узел в Смоленске и на обратном пути завернувших на аэродром Ново-Дугино. Над аэродромом завязался воздушный бой. Против группы Боркуна поднялось около двадцати «мессершмиттов». Боркун разбил свою группу на две. Пятерка «яков» ушла наверх и там сковывала боем основные силы «мессеров», а четверка защищала хвосты наших бомбардировщиков.
Бой был жестоким и долгим, и трудно сказать, как бы он кончился, если бы со стороны солнца с головокружительной высоты не бросилась внезапно в драку четверка Султан-хана. С первой же атаки
