Так вот тот материал, из которого ему предстоит строить. Не блещет разнообразием, но по смыслу подходит. Что ж, сгодится и такой. А последняя фраза вообще потрясла его, обдав холодом. Ну, так тому и быть. Вперед!
– Теперь понимаешь, Оливер? Вот это я и предлагаю. Единственную надежду, ради которой стоит дышать. Спасение для всех.
– Возвышенно до чертиков! – с издевкой отозвался Оливер.
– Именно этого мне и надо! Чтобы вы все возвысились. И учти, Оливер: я – фундаменталист. Я понимаю мое писание очень, ну, очень буквально.
Здоровяк открыл было рот, потом закрыл, так ничего и не сказав.
«Наконец-то заинтересовался, – мысленно вздохнул Майлз. – Можно считать, контакт установлен».
Через какое-то время Оливер проговорил:
– Необходимо чудо, чтобы всех переделать.
– Это не теология для избранных. Я намерен проповедовать массам. Даже, – Майлз начал входить во вкус, – закоренелым грешникам. Небеса открыты для всех, но приблизиться к ним можно лишь собственными усилиями. Мы не несем чудо в карманах…
– Уж ты-то точно… – пробормотал Оливер, бросив взгляд на голого Майлза.
– …мы можем только молиться и готовить себя к лучшему миру. Но чудеса случаются только с подготовленными. Ты подготовлен, Оливер?
Майлз подался вперед, и голос его зазвенел. А Оливер пришел в такое замешательство, что даже обратился за подтверждением к Сьюгару:
– Этот тип действительно такой?
– Он думает, что притворяется, – хладнокровно ответил лагерный пророк, – но на самом деле говорит правду. Это действительно Один-из-Двух, никакого сомнения.
Черт подери, неужели он о чем-то догадывается? Майлз решил, что иметь дело со Сьюгаром все равно что фехтовать в зеркальном зале – нипочем не разберешь, где живой противник, а где его отражение.
Оливер почесал в затылке. На его лице попеременно отражались раздражение, вера и сомнение.
– Как же мы спасемся, эй ты, благочинный?
– Зови меня брат Майлз. Да. Скажи, сколько новообращенных ты можешь привести к нам своим личным авторитетом? Ничем не подкрепленным?
Оливер задумался.
– Дай только им надежду, и они пойдут за тобой куда угодно.
– Ну… спасение-то, конечно, будет даровано всем, однако существуют определенные временные ограничения. Поэтому и нужны посредники между Господом и паствой. Я хочу сказать: блаженные те, кто не видел, но уверовал.
– Это точно, – согласился Оливер. – Но если твоя религия не сумеет сотворить чудо, то наверняка последует жертвоприношение.
– Э-э… вот именно, – выдавил Майлз. – Ты на редкость проницателен.
– Это не проницательность, – сказал Оливер, – а просто обещание.
– Да, ну так вот… гм, возвращаясь к моему вопросу. Сколько последователей ты сможешь привести? Я веду речь о плоти, а не о духе.
Оливер нахмурился.
– Наверное, человек двадцать.
– А кто-нибудь их них сможет привести других? Убедить еще кого-то?
– Ну, допустим…
– Тогда сделай их своими капралами. По-моему, нам лучше забыть о прежних чинах. Назовемся… э-э… Армией возрождения. Или нет – Армией реформации! Да, это звучит лучше. Мы реформируемся, словно гусеница в куколке, а в итоге превратимся в бабочку и улетим.
– А что за реформы ты планируешь?
– Пока только одну: еду для всех.
Оливер кинул на него недоверчивый взгляд:
– А ты уверен, что не блефуешь в расчете подкормиться за чужой счет?
– По правде говоря, я действительно проголодался… – Оливер встретил этот намек ледяным молчанием, и Майлз поспешно сменил тему. – Но то же чувствует еще множество людей. К завтрашнему дню мы их всех будем кормить с рук.
– Когда тебе понадобятся эти двадцать?
– К следующему сигналу раздачи еды.
– Так скоро?
– Видишь ли, Оливер, здесь всем нам специально внушается мысль, будто спешить абсолютно некуда. Сопротивляйтесь ей, ибо это ложь.
– Да, уж ты не мешкаешь.
– А я тебя не к зубному врачу тащу. Кроме того, я вдвое легче, поэтому мне и приходится двигаться в два раза быстрее, чтобы у меня был такой же момент инерции. Итак, к следующей раздаче.
– И что, по-твоему, ты сможешь сделать с двадцатью парнями?
– Мы захватим штабель плиток…
Оливер с отвращением скривился.
– Это с двадцатью-то? Никогда. Кроме того, это уже пробовали. Я же говорил тебе: здесь была настоящая война. И сегодня получится просто крепкая потасовка.
– …а когда захватим, то перераспределим их. Честно и справедливо, по одной порции на рыло, как положено. Праведникам, грешникам и всем прочим. К следующему сигналу все, кто голодал, будут уже за нас. И тогда мы сможем заняться перевоспитанием.
– Ты просто псих. Ты ничего не сможешь. С двумя-то десятками!
– Разве я говорил, что у нас будет только двадцать человек? Сьюгар, я это говорил?
Внимательно слушавший проповедник покачал головой.
– Ну, я не собираюсь высовываться и лезть в драку, если ты не предоставишь мне каких-нибудь видимых средств поддержки, – заявил Оливер. – Это может погубить нас.
– Будет сделано, – опрометчиво пообещал Майлз. С чего-то ведь надо начинать. – К сигналу я выведу пятьдесят бойцов. За святое дело!
– Сделай, и я пройду вокруг всего лагеря на руках и голый, – отозвался Оливер.
Майлз усмехнулся:
– Смотри, сержант, поймаю на слове. Двадцать с лишним. К следующей раздаче. – Майлз встал. – Пошли, Сьюгар.
Первая победа была одержана, и новоявленные миссионеры отступили в полном боевом порядке. Оглянувшись, Майлз увидел, что Оливер встал и, помахав кому-то знакомому, направился к группе циновок неподалеку от своей.
– Так откуда же мы возьмем к следующему сигналу пятьдесят бойцов? – спросил Сьюгар. – Должен предупредить вас: Оливер – лучший из моих знакомых. С другими наверняка будет труднее.
– Что? – изумился Майлз. – Ваша вера уже колеблется?
– Я верую, – смущенно сказал Сьюгар. – Я просто не понимаю. Может, это и значит, что я блаженный?
– Удивительно. Я полагал, что все достаточно очевидно. Вон они, наши бойцы, – и Майлз указал на другую сторону лагеря, где пролегала невидимая граница территории женщин.
– Ох! – Сьюгар остановился как вкопанный. – Нет, Майлз, боюсь, что на этот раз вы ошибаетесь.
– Пошли.
– Вам туда не попасть без операции по перемене пола.
– Что, невзирая на Божью волю, вы не стали проповедовать им свое Писание?
– Пытался, но был избит. После этого обращался к другим.
Майлз поджал губы и вгляделся в Сьюгара.
– А точно ли дело только в неудачах? Не стыд ли подточил вашу обычную решимость? Вам надо что-то