нос и плотно закрытые глаза. — А мне каково?
Стоявшие в толпе женщины взволнованно зашептались.
— Горе-то какое, господи! — сказала одна из впереди стоящих.
— Сколько времени был в воде, а хорошо сохранился, — сказала другая печальным голосом.
Подошёл местный врач и, нагнувшись к Галине Максимовне, сказал:
— Дать заключение о смерти я не могу. Надо делать вскрытие, а я этим не занимаюсь. Придётся везти в районную больницу.
— Машина уже разнаряжена, и шофёр ждёт, — добавил участковый с погонами старшего лейтенанта милиции. — Без медицинской справки хоронить нельзя.
Галина Максимовна словно не слышала их и продолжала стоять на коленях. Подошёл Афанасий и сказал:
— Водолазы собрались уезжать. Хотят проститься. Галина Максимовна кивнула и стала подниматься.
Афанасий потом ей.
— Автобус к твоим услугам, — сказал Иван Васильевич, подойдя к Галине Максимовне. — Если куда нужно срочно — езжай.
Галина Максимовна попросила шофёра подвезти её сначала домой. Дома взяла две пачки пятирублёвок и приехала на постоялый двор. Водолазы уже упаковали свои вещи и ждали её. Среди них был Алексей Тигунцев — шофёр леспромхозовской дежурной машины, которая стояла на улице. Он должен был отвезти водолазов до станции.
Галина Максимовна положила деньги на стол и, повернувшись к Антону, сказала со слезами на глазах, поклонившись:
— Дай Бог вам счастья.
— Вы не меня благодарите, а его, — бригадир кивнул в сторону Валентина. — Он нашёл.
Валентин сидел на кровати, и когда бригадир сказал о нём, поднялся, вынул из кармана сигареты и стал закуривать.
— Дай Бог вам счастья, — опять сказала Галина Максимовна, вытерла дрожащей забинтованной рукой слезы и поклонилась ему как могла низко.
— Спасибо, — ответил Валентин.
— Вам всем спасибо. Сколько же трудов было положено! — Галина Максимовна опять заплакала.
— Да, — подтвердил бригадир, кладя одну пачку пятирублёвок в свой саквояж, а другую возвращая Галине Максимовне. — Досталось нам. Но лишнего не возьмём. Эти заберите обратно.
Галина Максимовна попыталась возражать, но Антон положил деньги ей в сумочку и вышел на улицу. Вслед за ним все вышли на улицу. Костя помог Галине Максимовне сесть в автобус.
Глава вторая
На краю села, недалеко от дома Верхозиных, была молочная ферма. Коровник, телятник. и всякие подсобные помещения стояли впритык друг к другу.
Шла обеденная дойка. Широкая двустворчатая дверь коровника, которая выходила на улицу, была открыта. Изнутри шёл пар. Кисловатый запах кукурузного силоса распространился далеко вокруг.
Анфиса Баранова бегала от одной группы коров к другой и звала доярок туда, где стояла её группа. Она не поленилась сбегать в дальний конец фермы, где трудилась Дарья Михайловна Латышева.
— Дарья, — крикнула Анфиса, подходя к женщине, которая только что сняла с вымени электродоильный аппарат и переносила в другое стойло. Анфиса, улыбаясь, подала рукой знак остановиться. — Иди-ка скорей в мою группу. Нинка здесь. Корову доит. Смех и грех.
— Какая Нинка?
— Верхозина.
Дарья опустила руку со шлангом, на конце которого болтались соединённые вместе четыре соска доильного аппарата.
— Как она тут оказалась?
— Одна пришла — ни подружек, никого с ней, — ответила Анфиса и вдруг, прогнав с лица улыбку, вопросительно уставилась на Дарью. Пожала плечами и добавила: — Сама удивляюсь, чего её сюда занесло. Все наблюдала как работаю. Начала я вручную Зорьку додаивать, а она привязалась: дай подоить, да дай подоить. Иди-ка, взгляни на неё.
Дарья повесила аппарат на гвоздь, вбитый в столб и, озадаченная, пошла следом за Анфисой.
Девчонка в белой пуховой шапочке и коричневом демисезонном пальтишке залезла под самое брюхо корове, согнулась над зажатым между колен подойником и пыталась добыть молоко. Она пробовала тянуть то один сосок, то другой, то два сразу, подвигалась со скамейкой все ближе и ближе к вымени, пока не коснулась его своей пуховой шапочкой, но всё было тщетно. Ни одной капли не упало в подойник. Когда подошла Анфиса, девочка съёжилась, стыдливо пряча лицо, и опустила худенькие руки на дужку подойника.
— Чего нос повесила? — сказала Анфиса, подмигнув подругам. — Напросилась — дои.
Женщин разбирало любопытство, и они окружили горе-доярку со всех сторон.
— Давай работай, нечего сидеть, — сказала Анфиса.
Подошли трое мужчин. Один очень полный с крупным мясистым лицом — бригадир фермы Александр Егорович Бархатов, одетый по-чистому, в демисезонном пальто, в синих бриджах и в меховой шапке; другой, худой и сутулый в засаленной телогрейке, подпоясанный широким солдатским ремнём, из-за которого торчали две брезентовые рукавицы, — скотник Николай Тарбеев; третий — низенький и коренастый, весь в муке, как мельник — фуражир Василий Наумов.
— Что за цирк? — спросил бригадир, подойдя к — женщинам и выставив вперёд толстое брюхо. — Кто такая? Верхозина, что ль?
— Старшая.
— Доить учится?
— Учится.
— А что? — это хорошо, — сказал бригадир, вдруг изменив тон. — Замена Марье Дмитриевне будет. Слышь, Марья Дмитриевна? — бригадир обратился к пожилой доярке. — Скоро на пенсию пойдёшь, пора тебе замену искать.
— Пора, — ответила доярка.
— Ну, вот. Давай шпарь, девка.
Нинка понимала, что бригадир шутит, но то, что он не заругался, а отнёсся положительно к её упражнениям, немножко приободрило, и она снова попробовала доить за два соска. Не получилось. Тогда она схватила обеими руками за один сосок. Потянула его вниз, отпустила и снова потянула.
— Оторвёшь титьку, — сказал скотник.
— Точно оторвёт, — поддакнул фуражир. — Тянет как кота за хвост. Смотри, корова-то лягнёт.
Но замухрышная коровёнка с длинной бурой шерстью смирно стояла и медленно жевала жвачку.
Нинка испугалась, когда ей сказали, что корова может лягнуть, и, отпустив сосок, немножко отодвинулась.
Скотник нагнулся и заглянул под корову.
— Э-э, — сказал он с серьёзным видом и покачал головой. — Тут молока не добиться.
— Почему? Как так — не добиться? — загалдели доярки, подмигивая с улыбками друг дружке и заглядывая под брюхо животному.
— Так это не корова, а бык.
Присутствие наблюдателей с их смешками, шутками и улыбками в конце концов вывело девочку из терпения. Она приподняла одной рукой скамейку и сердито отодвинулась ещё дальше.
— Рассердилась. Сейчас уйдёт, — сказала Мария Дмитриевна.
Но Нинка продолжала сидеть и вроде бы и не думала уходить, а наоборот — приняла выжидательную позу, стараясь всем своим видом показать, что ей мешают.
— Какая настырная, — сказала вполголоса одна из доярок.
Дарья подошла к Нинке.
— Давай я помогу.
