Когда выехали на Кунцевскую дорогу, Кульков увидал в зеркальце фары; похолодел от ужаса; попросил шофера пропустить — слепят; тот сбавил скорость; их резко обошла черная «Волга» с двумя пассажирами; окна открыты, включен радиоприемник, передавали эстрадный концерт, похоже, едут в ресторан «Сосны».
На даче он сразу же включил свет, вышел на участок черным ходом, подкрался к забору, отбросил три листа шифера, разгреб землю маленькой цапкой, достал из тайника кирпич, вернулся в комнату обычный огнеупорный кирпич осторожно вскрыл, достал оттуда заграничный паспорт, пачку банкнот — отдельно доллары, рубли, марки ГДР; сунул в карман маленькие усы, которые сразу же изменят внешность, спрятал в портфель очки в толстой роговой оправе; раздавил ампулу с темной жидкостью, накапал в кастрюлю, залил водой, тщательно промыл волосы, вытер их насухо — через час станет совершенно седым; промазал брови пальцем, смочив его в той же кастрюле; вылил содержимое в унитаз, кирпич выбросил в помойку, выключил свет и вернулся в машину.
— Вот и все, — сказал он, — едем в город. Только не на Бронную…
— Еще куда везти, что ли?! — возмутился таксист. — Не могу, я ж сказал.
— Хорошо, пересадите меня в городе на другое такси.
— Это пожалуйста… У меня ж времени в обрез, — подобрев, объяснил водитель, — нас знаете, как песочат, если опаздываем?!
— Догадываюсь.
Шофер притормозил около такси, стоявшего на Кутузовском проспекте.
— Спросите, повезет ли? — посоветовал он. — Может, у него тоже пересменок…
Молодой парень, сидевший за рулем, легко согласился отвезти Кулькова в Шереметьево, конечно же поинтересовавшись, оплатит ли пассажир порожний рейс из аэропорта в центр.
…На Ленинградском проспекте Кульков попросил водителя притормозить около кабинки телефона-автомата.
— У вас мелочи нет? — спросил он таксиста, похлопав себя по карманам. — Я… Мне нужны двухкопеечные монеты…
— Сколько?
— Три. Вдруг автомат глотает…
— Вам сколько раз надо звонить? — раздраженно спросил таксист. — Два или три? Глотает, не глотает, меня это не касается…
— Три, три, господи! — сказал Кульков, по-прежнему чувствуя, как его бьет нервный озноб. — Вот вам двадцать копеек, а мне дайте шесть…
…Жена уже спала, голос тревожный:
— Где ты, Геночка?! Я ждала-ждала и прикорнула…
— Родная, я за городом, пришлось срочно выехать, чепе… Буду завтра днем. Если позвонит академик, скажи, я у генерала, свяжусь с ним днем, ничего особенного, не пугай его и спи спокойно.
— Но правда ничего страшного не случилось?
— Правда, родная, я бы тебе сказал…
Он начал набирать второй номер — Юрса, два звонка по три гудка, сигнал тревоги, начало запасной операции «Либерти», но ему не дали этого сделать: вытащили из кабины, сразу же ощупали воротничок рубашки, лацканы пиджака, манжеты, потом завернули руки за спину, он услыхал страшный, металлический щелчок и только после этого ощутил на запястьях наручники.
В машину такси, на которой он ехал, его внесли: ноги внезапно отказали, колени словно бы выгнулись назад, казалось, что чашечки выскакивают одна из другой…
…Тот человек, что спускался с ним в лифте, сидел рядом с шофером; обернулся к Кулькову, зажатому тремя крепкими людьми с незаметными лицами, и усмехнулся:
— А вы говорите, я вас с кем-то спутал,
Тот замотал головой, тяжело сглотнул шершавый комок в горле и сказал:
— Это какое-то недоразумение…
Славин вздохнул:
— Пока мы едем к нам, подумайте вот о чем… Вы задержаны за шпионскую деятельность… Это, надеюсь, вам ясно? Если не ясно, то подполковник Гаврилов, — он кивнул на соседа Кулькова, — разъяснит вам, оперируя статьями Уголовного кодекса…
— Ознакомьтесь с постановлением об аресте, санкционированным прокурором, — сказал Гаврилов.
— Нет, зачем же, — прошептал Кульков, — я вам верю.
Славин усмехнулся:
— На даче мы вас, кстати, тоже фотографировали, — когда вы паспорт из тайника брали… Перед вами стоит дилемма: либо вы сейчас же, сразу рассказываете все о том, что вам предстоит сделать для ЦРУ — то, что вы уже сделали, мы знаем, — либо завтра начнутся допросы и следователи будут отрабатывать эпизоды вашего дела для передачи в суд… Вы понимаете, что я говорю?
— Не очень, — ответил Кульков, почти не разжимая рта, и повторил: — Произошло какое-то недоразумение…
— Будет вам, — пресек возражения Славин. — Не теряйте лица; Пеньковский вас верно учил: проигрывать надо достойно.
Кульков покачал головой, подбородок его мелко трясся.
— Ни о каком шпионаже не может быть и речи… После встречи с вами в лифте я понял, что дальше молчать нельзя… Я решил приехать к вам и все честно рассказать…
— Вы хотели приехать к нам на самолете? Решили из Шереметьева прилететь на Лубянку? — поинтересовался Славин, не отводя взгляда от Кулькова.
«Только не торопись, — сказал себе Кульков, стараясь собрать воедино рвань метавшихся в голове мыслей, — надо выиграть время; теперь надо научиться бороться за каждую минуту, какое там — минуту, за долечку секунды надо сражаться; Юрс был прав; теперь все зависит от меня; если я буду вести себя верно, не сфальшивлю, операция „Либерти“ будет осуществлена успешно; вопрос идет о жизни; ты должен успокоиться, ты обязан взять себя в руки, ты сотни раз представлял себе этот страшный момент, ты был к нему готов, а сейчас вдруг позволил себе сразу же рассыпаться, нельзя…»
— Послушайте, у вас нет валидола? — тихо спросил Кульков, давясь липкой слюной.
Человек, сидевший рядом, взял его запястье сильными пальцами, профессионально нашел пульс, начал считать удары, глядя при этом на светящуюся секундную стрелку своих часов.
— Пульс несколько учащен, — сказал он Славину, — но сердце работает без перебоев.
— Дайте ему валидол, — попросил Славин.
Человек достал металлический тюбик, высыпал на ладонь таблетки, положил одну из них в рот Кулькову, посоветовав:
— Держите под языком.
— Я знаю, спасибо, — ответил Кульков, по-прежнему не в силах справиться с мелкой дрожью, которая била подбородок. — Мой папа был врач, так что я с детства знаком с валидолом…
— Когда у вас следующий обмен информацией с ЦРУ? — спросил Славин. — И где?
— О чем вы?! Какой обмен?! При чем здесь ЦРУ?!
— Кульков, вы в состоянии говорить со мною серьезно? — снова спросил Славин. — Неужели вы думаете, что мы бы задержали вас без достаточных улик?
— Нет, нет, что вы! Я знаю, как у нас неукоснительно соблюдается социалистическая законность.
Славин рассмеялся:
— Экий вы политграмотный… Я почему-то полагал, что вы не просто начнете сразу же говорить, но и внесете какие-то предложения, чтобы хоть как-то искупить вину…
— Вины нет, — возразил Кульков. — Была допущена ошибка, трагическая ошибка, но ни о какой вине нельзя и говорить… Жизнь соткана из случайностей, подчас совершенно ужасных… Мы подданные обстоятельств, которые сильнее нас…
— Как знаете. — Славин отвернулся от него.
«Шея крепкая, не иначе как спортсмен; такие люди лишены изыска в мышлении; надо держаться; его можно обыграть; соберись, — взмолился Кульков, словно бы обращался не к себе, а к какому-то другому
