На веки вечные

кровопролитные. И они готовы на любые жертвы во имя освобождения родной земли.

Боевые действия начались 29 января. 149-й танковый батальон с переменным успехом продвигался в направ­лении на Старую Руссу. 152-й вместе со стрелковыми подразделениями за трое суток боев вклинился во вра­жеский тыл на 30 километров. Оба батальона за это время освободили ряд населенных пунктов.

Ожесточенные бои развернулись за село Рамушево. Гитлеровцы прочно закрепились на шоссе, ведущем к Старой Руссе. Само Рамушево тянется вдоль левого берега реки Ловать. В нем до войны насчитывалось бо­лее 160 дворов, но к этому времени их осталось лишь половина, да посреди села возвышалось каменное зда­ние церкви.

Неоднократные попытки взять село с ходу не увен­чались успехом, и в полночь комбриг вызвал к себе командиров батальонов, чтобы уточнить с ними план дальнейших действий. Командный пункт бригады нахо­дился в большом блиндаже, рядом с входом в который стоял танк КВ. Тут же прохаживался часовой. Мимо него по протоптанной в снегу тропе прошло несколько человек в белых халатах. Это бригадные разведчики во главе с капитаном Горбенко проконвоировали плен­ного.

В блиндаже топилась печь, сделанная из металличе­ской бочки. Но все равно было холодно и поэтому все сидели одетыми. Танковая переноска тускло освещала лишь один угол землянки. Там, за узким длинным жер­девым столом, склонились над картой комбриг, комис­сар и начальник штаба.

Разведчики ввели пленного. Прованов снял со стены переноску и с головы до ног осветил немца. «Ну и экипировочка!» — удивился он. На голове гитлеровца — пилотка, на ней — наша шапка-ушанка, а сверху напя­лена рогатая каска. Все это повязано рваной плащ-на­кидкой. Туловище пленного закутано в грязные тряпки, на ногах — большие соломенные чуни.

Комиссар начал допрос. Немецким языком он владел почти в совершенстве. Первые вопросы, как всегда: «Фамилия? Из какой части?»

Постояв с минуту молча, пленный попросил позволе­ния присесть к печке, объяснив, что у него сильно за­мерзли ноги. Получив разрешение, он снял огромные чуни — эрзац-валенки и протянул к огню обмороженные ноги. Все с любопытством стали разглядывать его ди­ковинную обувь.

У нас на родине в таких штукенциях несутся ку­ры,— без улыбки проговорил Горбенко; напряжение от только что отгремевшего боя еще не покинуло его. Вместе с пехотинцами-разведчиками они вытащили из блиндажа трех немцев. Двоих забрали пехотинцы, а тре­тий— вот он, стоит, вернее, сидит тут.

Комиссар неожиданно спросил пленного, хотел бы он вернуться в свою часть. Тот испуганно замахал обеими руками:

Найн, найн!

Заговорил горячо, торопливо, будто боялся, что ему не дадут договорить. Он сыт по горло войной в России, где все, даже погода, против них, немцев. Они несут большие потери убитыми, ранеными и обмороженными. С питанием плохо — в сутки получают кусок хлеба и какие-то эрзац-концентраты. Часто их заставляют искать продукты у убитых русских солдат, у которых почти всегда можно найти сухарик, сахар, сало...

Комиссар кивает в такт этой скороговорке и со злоб­ной насмешливостью, правда, мысленно отвечает плен­ному: «Дешево стоят ваши слезы «завоевательские». Не такие уж вы голодающие. Просто не собирались зи­мовать в этих краях, вот и сели на «эрзац-концентраты». Крепко подвел вас фюрер со своим „блицкригом'!»

Пленный одной рукой гладит обмороженные ноги, а другой то и дело скребет спину.

Григорий Васильевич, спроси, когда он последний раз мылся в бане, — предложил комбриг и почему-то взглянул на своего помпохоза Зубца.

Комиссар спросил. Немец ответил:

Последний раз был в бане в августе. С тех пор даже не меняли белье.

Спроси теперь, что он знает об оборонительном рубеже в районе Рамушево, — сказал комбриг.

Пленный показал, что перед передним краем имеет­ся проволочное заграждение в три ряда кольев. Обочи­ны дороги заминированы. Мины есть даже под прово­лочным заграждением. В самом селе создана система траншей и ходов сообщения полного профиля. Артилле­рия преимущественно противотанковая. В основном она сосредоточена на опушке леса, южнее и юго-восточнее села. Хорошо укреплены фланги. Наблюдательный пункт находится там, где тригонометрическая вышка.

Ничего нового. Все это мы и без него знаем,— комбриг повернул голову к Горбенко.— Кроме того, у них там есть и легкие танки.

Почему скрыл наличие танков? — спросил комис­сар у гитлеровца.

Что о них говорить, они легкие, застрянут в сне­гу,— махнул рукой немец.— Никакого маневра..

Пленного увели. Командир бригады пригласил ком­батов подойти поближе к развернутой на столе карте. Ему доложили об обстановке в районах действий ба­тальонов, о потерях, о боевой готовности техники и лич­ного состава. Неистовствует вражеская артиллерия и авиация. От танков часто отсекается наша пехота. Оставшись без непосредственной поддержки, танки несут потери. С утра до вечера кружатся фашистские само­леты - разведчики.

Вчера вечером сосредоточились на кладбище,— сообщил майор Ложкин,— а утром уже налетели пять бомбардировщиков. От прямого попадания бомб два танка сгорели...

А экипажи?

Убит один механик-водитель.

Надо самым строжайшим образом соблюдать маскировку, танки рассредоточивать,— сказал Агафо­нов. — Ничего не поделаешь — в авиации, артиллерии и в танках немцы пока нас серьезно превосходят.

Коротко отдав необходимые распоряжения, комбриг  посмотрел на часы. Был уже час ночи.

С рассветом ударим по Старой Руссе и по Рамушеву. А сейчас поедем к пехотинцам, подробно обсудим взаимодействие.

5. 

На совещании командир дивизии полковник Бедин сообщил командирам полков и танкистам: разведкой установлено, что со стороны Старой Руссы в Рамушево прошли около двадцати автомашин. Чуть позже в селе остановились еще столько же автомашин, прибывших со стороны Шелгуново. К большинству из них прицеплены противотанковые