которого пошли все события. Следователь не сомневался в том, что эти события начались с убийства на Патриар ших. Конечно, ни Иванушка, ни этот клетчатый не толкали под трамвай несчастного председателя Массолита, физически, так ска зать, его падению под колеса не способствовал никто. Но следователь был уверен в том, что Берлиоз бросился под трамвай (или сва лился под него), будучи загипнотизированным.
Да, материалу было уже много, и было известно уже, кого и где ло вить. Да дело-то в том, что поймать-то никаким образом нельзя бы ло. В трижды проклятой квартире № 50, несомненно, надо повто рить, кто-то был. По временам эта квартира отвечала то трескучим, то гнусавым голосом на телефонные звонки, иногда в квартире от крывали окно, более того, из нее слышались звуки патефона. А меж ду тем всякий раз, как в нее направлялись, решительно никого в ней не оказывалось. А были там уже не раз, и в разное время суток. И ма ло этого, по квартире проходили с сетью, проверяя все углы. Квар тира была давно уже под подозрением. Охраняли не только тот путь, что вел во двор через подворотню, но и черный ход; мало этого, на крыше у дымовых труб была поставлена охрана. Да, квартира № 50 пошаливала, а поделать с этим ничего нельзя было.
Так дело тянулось до полуночи с пятницы на субботу, когда барон Майгель, одетый в вечернее платье и лакированные туфли, торжест венно проследовал в квартиру № 50 в качестве гостя. Слышно было, как барона впустили в квартиру. Ровно через десять минут после это го, без всяких звонков, квартиру посетили, но не только хозяев в ней не нашли, а, что было уж совсем диковинно, не обнаружили в ней и признаков барона Майгеля.
Так вот, как и было сказано, дело тянулось таким образом до суб ботнего рассвета. Тут прибавились новые и очень интересные дан ные. На московском аэродроме совершил посадку шестиместный пассажирский самолет, прилетевший из Крыма. Среди других пасса жиров из него высадился один странный пассажир. Это был моло дой гражданин, дико заросший щетиной, дня три не мывшийся, с воспаленными и испуганными глазами, без багажа и одетый не сколько причудливо. Гражданин был в папахе, в бурке поверх ноч ной сорочки и синих ночных кожаных новеньких, только что куп ленных туфлях. Лишь только он отделился от лесенки, по которой спускались из кабины самолета, к нему подошли. Этого гражданина уже ждали, и через некоторое время незабвенный директор Варье те, Степан Богданович Лиходеев, предстал перед следствием. Он подсыпал новых данных. Теперь стало ясно, что Воланд проник в Ва рьете под видом артиста, загипнотизировав Степу Лиходеева, а за тем ухитрился выбросить этого же Степу вон из Москвы за бог знает какое количество километров. Материалу, таким образом, прибави лось, но легче от этого не стало, а, пожалуй, стало даже чуть-чуть по тяжелее, ибо очевидным становилось, что овладеть такою личнос тью, которая проделывает штуки вроде той, жертвой которой стал Степан Богданович, будет не так- то легко. Между прочим, Лиходеев, по собственной его просьбе, был заключен в надежную камеру, и пе ред следствием предстал Варенуха, только что арестованный на сво ей квартире, в которую он вернулся после безвестного отсутствия в течение почти двух суток.
Несмотря на данное Азазелло обещание больше не лгать, админи стратор начал именно со лжи. Хотя, впрочем, за это очень строго его судить нельзя. Ведь Азазелло запретил ему лгать и хамить по те лефону, а в данном случае администратор разговаривал без содейст вия этого аппарата. Блуждая глазами, Иван Савельевич заявлял, что днем в четверг он у себя в кабинете в Варьете в одиночку напился пьяным, после чего куда-то пошел, а куда – не помнит, где-то еще пил старку, а где – не помнит, где-то валялся под забором, а где – не по мнит опять- таки. Лишь после того, как администратору сказали, что он своим поведением, глупым и безрассудным, мешает следствию по важному делу и за это, конечно, будет отвечать, Варенуха разрыдал ся и зашептал дрожащим голосом и озираясь, что он врет исключи тельно из страха, опасаясь мести воландовской шайки, в руках кото рой он уже побывал, и что он просит, молит, жаждет быть запертым в бронированную камеру.
– Тьфу ты черт! Вот далась им эта бронированная камера! – про ворчал один из ведущих следствие.
– Их сильно напугали эти негодяи, – сказал тот следователь, что побывал у Иванушки.
Варенуху успокоили, как умели, сказали, что охранят его и без всякой камеры, и тут уже выяснилось, что никакой старки он под за бором не пил, а что били его двое, один клыкастый и рыжий, а дру гой толстяк…
– Ах, похожий на кота?
– Да, да, да, – шептал, замирая от страху и ежесекундно огляды ваясь, администратор и выкладывал дальнейшие подробности того, как он просуществовал около двух дней в квартире № 50 в качестве вампира-наводчика, едва не ставшего причиною гибели финдиректора Римского…
В это время вводили Римского, привезенного в ленинградском поезде. Однако этот трясущийся от страху, психически расстроен ный седой старик, в котором очень трудно было узнать прежнего финдиректора, ни за что не хотел говорить правду и оказался в этом смысле очень упорен. Римский утверждал, что никакой Геллы в окне у себя в кабинете ночью он не видел, равно как и Варенухи, а просто ему сделалось дурно и в беспамятстве он уехал в Ленинград. Нечего и говорить, что свои показания больной финдиректор закончил просьбой о заключении его в бронированную камеру.
Аннушка была арестована в то время, когда производила попытку вручить кассирше в универмаге на Арбате десятидолларовую бумаж ку. Рассказ Аннушки о вылетающих из окна дома на Садовой людях и о подковке, которую Аннушка, по ее словам, подняла для того, что бы предъявить в милицию, был выслушан внимательно.
– Подковка действительно была золотая с бриллиантами? – спрашивали Аннушку.
– Мне ли бриллиантов не знать, – отвечала Аннушка.
– Но дал-то он вам червонцы, как вы говорите?
– Мне ли червонцев не знать, – отвечала Аннушка.
– Ну, а когда же они в доллары-то превратились?
– Ничего не знаю, какие такие доллары, и не видела я никаких долларов, – визгливо отвечала Аннушка, – мы в своем праве! Нам дали награду, мы на нее ситец покупаем… – и тут понесла околесину о том, что она не отвечает за домоуправление, которое завело в пя том этаже нечистую силу, от которой житья нету.
Тут следователь замахал на Аннушку пером, потому что она поряд ком всем надоела, и написал ей пропуск вон на зеленой бумажке, по сле чего, к общему удовольствию, Аннушка исчезла из здания.
Потом вереницей пошел целый ряд людей, и в числе их Николай Иванович, только что арестованный исключительно по глупости своей ревнивой супруги, давшей знать в милицию под утро о том, что ее муж пропал. Николай Иванович не очень удивил следствие, выложив на стол шутовское удостоверение о том, что он провел вре мя на балу у сатаны. В своих рассказах, как он возил по воздуху на се бе голую домработницу Маргариты Николаевны куда-то ко всем чер тям на реку купаться и о предшествующем этому появлении в окне обнаженной Маргариты Николаевны, Николай Иванович несколь ко отступил от истины. Так, например, он не счел нужным упомя нуть о том, что он явился в спальню с выброшенной сорочкой в ру ках и что называл Наташу Венерой. По его словам выходило, что На таша вылетела из окна, оседлала его и повлекла вон из Москвы…
– Повинуясь насилию, вынужден был подчиниться, – рассказы вал Николай Иванович и закончил свои россказни просьбой ни сло вом не сообщать об этом его супруге. Что и было ему обещано.
Показание Николая Ивановича дало возможность установить, что Маргарита Николаевна, а равно также и ее домработница Ната ша исчезли без всякого следа. Были приняты меры к тому, чтобы их разыскать.
Так не прекращающимся ни на секунду следствием и ознаменова лось утро субботнего дня. В городе в это время возникали и расплы вались совершенно невозможные слухи, в которых крошечная доля правды была изукрашена пышнейшим враньем. Говорили о том, что был сеанс в Варьете, после коего все две тысячи зрителей выскочи ли на улицу в чем мать родила, что накрыли типографию фальши вых бумажек волшебного типа на Садовой улице, что какая-то шайка украла пятерых заведующих в секторе развлечений, но что милиция их сейчас же всех нашла, и многое еще, чего даже повторять не хо чется.
Между тем время приближалось к обеду, и тогда там, где велось следствие, раздался телефонный звонок. С Садовой сообщали, что проклятая квартира опять подала признаки жизни в ней. Было ска зано, что в ней открывали окна изнутри, что доносились из нее зву ки пианино и пения и что в окне видели сидящего на подоконнике и греющегося на солнце черного кота.
Около четырех часов жаркого дня большая компания мужчин, одетых в штатское, высадилась из трех машин, несколько не доез жая до дома № 302-бис по Садовой улице. Тут приехавшая большая группа разделилась на две маленьких, причем одна прошла через подворотню дома и двор прямо в шестое парадное, а другая открыла обычно заколоченную маленькую дверку, ведущую на черный ход, и обе стали подниматься по разным лестницам к квартире № 50.
В это время Коровьев и Азазелло, причем Коровьев в обычном своем наряде, а вовсе не во фрачном праздничном, сидели в столо вой квартиры, доканчивая завтрак. Воланд, по своему обыкнове нию, находился в спальне, а где был кот – неизвестно. Но судя по грохоту кастрюль, доносившемуся из кухни, можно было допустить, что Бегемот находится именно там, валяя дурака, по своему обыкно вению.
– А что это за шаги такие на лестнице? – спросил Коровьев, по игрывая ложечкой в чашке с черным кофе.
– А это нас арестовывать идут, – ответил Азазелло и выпил сто почку
