и бросила в конце концов. Вскоре опять вышла замуж и приехала сюда. Жила пока гром не грянул.
Олег выслушал Антонину Леонтьевну, рухнул перед ней на колени и стал целовать ей руки.
— Нет, нет! Не подлизывайся. Все равно аборт сделаю.
— Попробуй только. Ты меня не знаешь.
— Ах, ах! Напугал. Езжай в свой Афганистан и бандитов пугай. А меня не испугаешь. Понял?
Олег продолжал стоять на коленях и целовать ей руки. Антонина Леонтьевна высвободила одну, положила ему на голову и стала ерошить волосы. Жёсткие и густые, слегка волнистые, они были как куделя из шерсти.
— Ты думаешь, мне хочется делать аборт? — сказала Антонина Леонтьевна. — Знал бы ты, какая это мучительная процедура.
— Вот и не делай.
— Но ведь ты сына хочешь. А если будет девочка?
— Очень хорошо. Пусть будет девочка. Родишь ещё.
— А потом ещё?
— Потом ещё.
— И будет у нас семеро по лавкам? Болтунишка ты. Было уже поздно, и Антонина Леонтьевна стала разбирать постель.
На другой день она радостно сообщила Олегу, что тревога была напрасной. Всё обошлось. Но задержка с месячными на два дня заставила её впредь тщательно предохраняться. Олегу это не нравилось, так как невольно вызывало нехорошие подозрения.
Однажды в Зорино прикатил досаафовский «газик». Человек в военно-морской форме капитана второго ранга разыскивал Осинцева. Нашёл на лесопилке. Представился:
— Инструктор областного комитета ДОСААФ Костенко. Меня направил к вам председатель областного комитета Баев с просьбой прибыть в Иркутск.
— С какой целью? — спросил Олег.
— Мы проводим соревнование парашютистов, — сказал Костенко: — Большинство из них молодёжь, допризывники. Будущие десантники. Хотелось бы организовать встречу с ними. Ну и попутно — с призывниками. Сейчас идёт очередной призыв. Людей на сборных пунктах собралось много. Им будет интересно и полезно вас послушать. Командировочные, суточные — всё будет оплачено.
— Сколько дней продлится командировка?
— Видите ли, — замялся Костенко. — Рабочие клубы, Дома культуры давно сделали заявку на встречу с вами. Рабочий класс обижать, сами понимаете, нельзя. Поэтому придётся задержаться на неделю, а то и дней на десять.
— Ну что ж, — вздохнул Олег, снимая брезентовые рукавицы. — Надо так надо. Моё начальство в курсе?
— Директор комбината в курсе. Можно прямо сейчас собираться и ехать.
Когда ехали через Троицк, Олег просил шофёра завернуть в райотдел милиции. Выложил на стол перед Замковским свой «браунинг» и удостоверение мастера спорта по стрельбе из пистолета.
— За письменным разрешением прибыл? — спросил Замковский. — А где заявление о приёме на работу?
— Моя половина раздумывает, — уклончиво ответил Олег. — Привыкла к своему месту, а к мысли, что надо переезжать, привыкнуть не может.
— Ничего, — сказал Замковский. — Через два месяца сдаётся новый дом. Я вручу тебе ключи от трёхкомнатной квартиры. Ты привези её, эту свою половину, покажи квартиру. Посмотрим что будет. Я баб знаю!
Олег улыбнулся.
— Ладно. — Начальник милиции стукнул кулаком по столу. — Отложим этот разговор до сдачи дома.
— Отложим, — поддакнул Олег.
— А игрушка хорошая, — Замковский взял в руки «браунинг». — Честное слово, хороша. Себе забрал бы, если бы не звал тебя на работу.
— Можете забрать, если нравится.
— Не жалко? Всё-таки, подарок командира полка. И, главное, — память.
— Да, — согласился Олег. — Это верно. Память. Как взгляну на него, так не по себе делается.
— Афганистан? — сочувственно спросил Замковский.
— Да всякое, — ответил Олег. — Иркутск — тоже… Замковский не понял: при чём тут Иркутск? Допытываться не стал.
— Ладно, — сказал он. — Выдам я тебе разрешение. Оснований достаточно: Герой Советского Союза, мастер спорта по. стрельбе из пистолета. Так и быть, выдам! — решительно заявил он и достал из сейфа стандартный бланк, на котором пишется разрешение на ношение личного оружия.
… Олег вернулся из командировки через десять дней. Сразу — к Антонине Леонтьевне. А там другие жильцы.
— В чём дело? — удивился Олег.
Антонина Леонтьевна продала дом, ответила новая хозяйка. Говорила она с украинским акцентом: — Продала и уехала.
— Куда? — спросил Олег.
— Мы не знаем.
— А кто знает?
— Может кто и знает, а мы не знаем.
Олег снял перчатку и вытер дрожащей рукой капельки пота, выступившие на лбу.
— Ваши вещи у вас дома, — сказала хозяйка. Олег молча кивнул и хотел идти. Но остановился.
С мольбой взглянул на хозяйку: не скажет ли хоть что-нибудь ещё. Она лишь покачала головой и развела руками.
Дома Августа Петровна поведала грустную историю. Оказывается, Антонина Леонтьевна после ареста мужа решила уехать из Зорино. Стала подыскивать покупателя на свой дом. Колхоз сразу хотел приобрести усадьбу. Однако цена Антонину Леонтьевну не устраивала. Она искала более выгодного покупателя. Но покупателя не было, и когда Олег уехал в Иркутск, пошла к председателю колхоза и согласилась на его первоначальное условие. Теперь в её доме переселенцы с Украины.
— Значит, у неё уже давно чемоданное настроение?
— Ну конечно. И плевать ей было на общественное мнение… — Августа Петровна осеклась.
Олег понял: Антонине Леонтьевне было всё равно что скажут люди по поводу её связи с Олегом. Но ведь к Олегу она относилась искренне. Он всегда это чувствовал. И теперь был ошеломлён.
— Она оставила записку. — Августа Петровна пошла в свою комнату и принесла конверт.
В записке было всего несколько слов: «Искать меня не пытайся. Всё равно не найдёшь. Прощай. Тоня».
Олег скомкал записку и сунул в карман. И оцепенел, сильно изменившись в лице. Августа Петровна, взглянув на него, испугалась даже.
— Понимаю, Алик, как тебе сейчас тяжело, — сказала она сочувственно. — Но что же делать? Надо жить. Если уж совсем невмоготу, свет клином сошёлся, то её можно найти в конце концов. Знаешь где? В Трускавце. Люди говорят, что у неё больные почки, и она каждый год ездит на курорт в Трускавец.
Олег выпрямился. Расправил плечи.
— Спасибо, — сказал твёрдым волевым голосом.
— Не за что, — сказала Августа Петровна. И улыбнулась. Она обрадовалась, что сумрачное состояние так быстро прошло. Приготовила вкусный обед — плов из баранины.
Олег пообедал и в тот же день вышел на работу во вторую смену. Отшучивался или делал вид, что не обращает внимания на комментарии по поводу отъезда Антонины Леонтьевны. Словом, работал как прежде. Виду не подавал. Но через неделю у него появился какой-то необычный сухой кашель — как будто першит и першит в горле. Он никогда не обращал внимания на болячки.
Никогда не ходил к докторам. И теперь думал, что дело к весне, к теплу, и само всё пройдёт. Но кашель
