Все трое вслед за Колей прошли на его половину. Коля сел на свою кровать, Валленштейн нашел для себя табурет, а фон Гетц остался стоять в дверях, предварительно прикрыв их за собой.
— В чем дело и что вам от меня надо?
Коля не боялся ночных визитеров. Физически он был крепче их обоих и смог бы совладать с ними в одиночку. Но слова о контрразведке заставили его быть осмотрительнее. Кто знает — если эти двое что-то пронюхали про его вторую жизнь, то что известно тому, кто их послал к нему? В любом случае настала пора сматывать удочки.
— Мы встречались с вами раньше, господин Неминен, — стал пояснять «интеллигент». — Просто наш не совсем обычный вид и темнота мешают вам нас узнать. Моя фамилия Валленштейн. Нас знакомил с вами Олег Николаевич Штейн. А это — немецкий военный атташе оберет-лейтенант фон Гетц.
У Коли отлегло от сердца. Уж кто-кто, а Валленштейн с фон Гетцем не побегут в контрразведку. Попасть в ее поле зрения Коля мог только из-за своих необдуманных действий. Все по-прежнему оставалось тихо и спокойно, Тиму Неминен ни у кого не вызывал подозрений. Штейн не стал бы приводить к нему на квартиру кого попало.
Даже после того как Штейн сбежал, Коля продолжал верить ему, как ученики верят своему учителю.
— Хотите чаю? Вы голодны?
Коле захотелось сделать что-нибудь хорошее для этих двоих, которые, судя по их внешнему виду, попали в неприятную и неожиданную ситуацию. Он представил их при дневном свете, такими, какими видел во время переговоров со Штейном. Оба были весьма аккуратны, даже франтоваты. Если они сейчас в таком убогом виде, значит, действительно стряслось что-то из ряда вон выходящее.
— Не трудитесь, Тиму, мы не голодны, — остановил его Валленштейн.
— Тогда чем могу служить вам?
— Во-первых, нам необходимо встретиться и переговорить с нашим общим другом господином Штейном, чтобы выяснить до конца события последних двух суток. Мы можем его видеть?
Коля растерялся:
— А его нет.
— То есть как нет?! — Валленштейн с фон Гетцем переглянулись.
По их удивлению и тревоге в голосе Коля уловил, что велась большая игра. Вел ее Штейн, и с его исчезновением порвалась какая-то важная нить. Настолько важная, что затронула его, обвила петлей и связала с фон Гетцем и Валленштейном в один пучок.
— Он ушел, — пояснил Коля. — Насовсем.
— Когда? — упавшим голосом спросил Валленштейн.
— Вчера. Вернее, уже позавчера. Звал меня с собой, но я не пошел с ним. А что случилось?
— Поставьте чайник, Тиму, — вздохнул Валленштейн. — Мы вам сейчас все объясним.
Коля пошел на свою кухоньку, чиркнул в темноте спичкой, открыл газ на плите и поставил чайник.
— Что все-таки случилось? — снова спросил он, вернувшись.
— Сталин подписал договор с Черчиллем, — ответил Валленштейн со своего табурета.
— Это я знаю, — кивнул Коля. — Олег Николаевич переводил мне английское радио.
— Тиму, — повернулся к нему Валленштейн. — Вы поняли, зачем мы у вас собирались?
— Ну конечно! Вы хотели заключить мир между Германией и Советским Союзом, — просто объяснил Коля.
— Вы не поняли, — вздохнул Валленштейн. — Еще неделю назад заключение такого мира было возможно, а шесть дней назад даже разговоры о таком мире потеряли всякий смысл, и он остался несбывшейся мечтой. А коли так, то Штейн и фон Гетц стали больше никому не нужны. Штейн, вероятно, понял это раньше нас, потому и сбежал, а фон Гетц был позавчера арестован. Только по счастливой случайности мы сейчас имеем удовольствие беседовать с вами в ожидании хорошего чая. Кстати, у вас уже кипит чайник.
Коля все так же в темноте сходил на кухню и через несколько минут вернулся с подносом, на котором стояли три чашки, дымящиеся изумительным ароматом. Швеция, не вступая ни с кем в войну, имела возможность импортировать чудесный чай из Англии.
— Когда он ушел?
— Тридцать первого, в обед.
— Смотрите, Конрад, как все сходится! — Валленштейн и фон Гетц повернулись друг к другу. — Утром вас арестовывают, днем уходит в неизвестном направлении Штейн, а вечером эсэсовские ублюдки хватают меня. И все в один день! Значит, у русских такой же переполох, как и у немцев!
— Если за мной так быстро прислали этих мордоворотов Кользига и Бехера, то, значит, сейчас русские будут ловить Штейна? — предположил фон Гетц.
— Не так все просто, — усомнился Валленштейн. — Штейн долго жил в Стокгольме, хорошо знает сам город и всю Швецию. Выследить его будет нелегко. А если он решит попросить политического убежища у англичан или американцев, то русские его вообще не смогут достать. Скорее всего, сейчас Олег Николаевич на пути в Вашингтон или Лондон, если уже не там.
— Тиму, — обратился к Коле фон Гетц. — Вы уже знаете слишком много, чтобы вам нельзя было доверять. Мы полностью доверяемся вам. Помогите нам, пожалуйста.
— Чем смогу — помогу, — пожал плечами Коля.
— У меня нет никаких документов. У меня нет денег. Меня ищут. Я очень опасный гость, но все равно прошу вашего гостеприимства. Разрешите мне пожить у вас несколько дней, пока все не уляжется и не появится хоть какая-то ясность во всем этом деле.
— Живите, — пожал плечами Коля.
Он ожидал, что от него потребуют каких-то нечеловеческих усилий, возможно даже связанных с риском для жизни. А тут — только пожить несколько дней. Штейн жил у него три месяца, и никто не заметил его присутствия, даже работники мастерской. Поживет и фон Гетц. Ничего страшного. Расход не велик.
— Спасибо вам! — Валленштейн и фон Гетц растроганно и с большим облегчением пожали Колину руку.
— Если честно, то я валюсь с ног от усталости, — признался фон Гетц. — Мы не спали почти двое суток.
Фон Гетц и Валленштейн, утомленные событиями последних двух суток до полного изнеможения, спали долго. Шутка ли! Арест, внезапное и невероятное освобождение, да еще и поездка на автомобиле в оба конца Шведского Королевства. По тысяче километров каждый! Для этого нужно иметь железное здоровье и железные же нервы. Не каждому человеку под силу выдержать такие испытания и не свалиться в постель с тяжелым нервным расстройством.
По холостяцкому Колиному закутку раскатывался такой храп, такой мощный звериный рык, что, услышь его тигры в джунглях, они, жалобно поджав хвосты, забились бы в самые дебри и не смели бы мяукнуть при звуке двух иерихонских труб — фон Гетца и Валленштейна.
Измотанные дальней дорогой, переполненные впечатлениями и смертельно уставшие, найдя наконец постель и приняв горизонтальное положение, они не могли уже контролировать себя, как не контролирует себя человек, заснувший после обильного возлияния или после долгой тяжелой работы.
Сначала Коля прикрыл дверь, ведущую из мастерской в спальню. Это помогло ненадолго, потому что звуки нарастали и постепенно переходили в крещендо. Тонкая филенка двери, сама являясь проводником звука, не могла сколько-нибудь сдержать ударную волну храпа и лишь тонко вибрировала под натиском очередного прилива. Так же медленно и мерно, с сатанинским шумом и грохотом накатывает на берег свои волны седой океан при шторме средней силы.
Храп звучал торжественно и распевно, как протодиакон с амвона на Пасху.
Коля пробовал было повернуть храпунов на другой бок, но это мало помогало. Через минуту храп вновь раздавался, оглушительный и трубный. Причем оба — и фон Гетц, и Валленштейн — храпели в любом положении так же, как из любого положения стреляет хорошо обученный снайпер. Бороться с этим было бесполезно.
