Да, это был типичный опровергатель: сбитый на сторону галстук, всклокоченные волосы, горящие гневом глаза. В руках он сжимал последний номер журнала.
Развернув журнал и ткнув пальцем в мой фельетон, опровергатель хрипло спросил:
— Это вы написали?
Отпираться было бесполезно.
— Как вам не стыдно!
И тут я почувствовал, как краска смущения заливает мое лицо. Неужели я что-то напутал, неужели возвел какую-то напраслину на этого человека? Ведь перед тем, как сесть писать фельетон, я тщательно проверил каждый факт, собрал все необходимые документы… На всякий случай я решил перейти от обороны к нападению.
— Присаживайтесь, товарищ, — сказал я опровергателю как можно мягче. — Не знаю, чем вызван ваш гнев, но надеюсь, вы не будете отрицать, что в прошлое воскресенье, находясь на стадионе, толкнули гражданку Н. и даже не извинились.
— Ложь, дело было совсем не так!
— Ага, значит, и в кино «Прогресс» вы не нагрубили билетерше Тане?
— Выдумка!. Вы все переврали!
— И сотрудницы учреждения, в котором вы работаете, не плачут от ваших вечных придирок к колкостей?
— Подтасовка фактов, недостойная советского журналиста!
— Значит, по-вашему, выходит, что передо мной невинный агнец? Это вы хотите доказать?
Опровергатель еще раз нервно скомкал журнал и разразился следующей тирадой:
— Нет, я хочу доказать другое. Я хочу, чтобы вы поняли одну простую истину: право судить проступки отдельных граждан с высоких моральных позиций принадлежит не только вам, журналистам, но и им самим — людям, заблуждающимся и совершающим ошибки. На каком основании вы полагаете, что рост коммунистической сознательности — это исключительно ваша привилегия?
Я ничего не понял и недоуменно пожал плечами.
— Не понимаете? А как же тогда расценить вашу попытку приукрасить и облагородить факты в этом злосчастном фельетоне? Вы утверждаете, что я не извинился перед гражданкой Н. Если бы это было так! Но ведь я обозвал хамом и ее спутника, который высказал критическое замечание в мой адрес. А случай в кинотеатре «Прогресс»? Как можно было представить его на страницах печати в таком искаженном виде? Ведь я не нагрубил билетерше этого кинотеатра, а оскорбил ее. И она вовсе не Таня, а Татьяна Павловна, ей под пятьдесят, она мне в матери годится. Упомянули вы в фельетоне и о сотрудницах нашего учреждения. Но почему только о них? Вы же великолепно знали, что от моего несносного характера страдают не только они, а и сотрудники, мои товарищи по работе. Зачем же вам понадобилось смягчать факты? После вашего фельетона мне стыдно глядеть в глаза людям. Выходит, что вы выгораживаете меня с моего же ведома и согласия? Но разве я просил вас об этом? Почему же вы не высказали всю правду обо мне, какой бы неприятной она ни была? Чему может научить меня и других такая половинчатая критика? Стыдно так поступать, товарищ фельетонист! Я буду жаловаться на вас редактору!
Опровергатель встал и, сердито хлопнув дверью, ушел.
Я написал этот фельетон, хотел поставить дату — и остановился в раздумье. Действительно, в каком году может произойти встреча фельетониста с таким опровергателем?
Фельетоны разных лет
Сапоги со скрипом
Судили Шафраника, директора городского промышленного комбината. Государственное предприятие, превращенное Шафраником в вотчину, приносило директору немалые доходы. Способы получения этих незаконных доходов были разнообразны: продажа ходовых изделий по спекулятивным ценам на черном рынке, широкие операции с фиктивными нарядами на якобы выполненную работу, спекуляция сырьем, получаемым от государства, и многие другие. Для того, чтобы вершить воровские дела без промаха, Шафраник всюду расставил преданных ему людей: на пост главного инженера — только что вернувшегося из места заключения своего племянника, на склад — не раз бывавших под судом и следствием родственников жены, а руководство производством и снабжением поручил закадычным друзьям и собутыльникам.
Воровские комбинации сходили теплой компании с рук. Но одного материального благополучия жуликам было недостаточно, они захотели славы. Дутые сводки о количестве выпущенной комбинатом продукции оказали свое действие. Вскоре фамилии проходимцев, доселе упоминавшиеся лишь в сочетании с определенными статьями уголовного кодекса, появились на городской Доске почета.
По мере того, как в ходе судебного следствия разматывался клубок преступлений шайки жуликов, атмосфера в зале судебного заседания накалялась. Возмущался судья, возмущались народные заседатели, негодовали рабочие комбината, собравшиеся послушать, как их бывшие руководители держат перед советским судом ответ за свои преступления.
И лишь один человек проявлял полную незаинтересованность. С отсутствующим взглядом слушал он гневные обличения свидетелей, путаные показания подсудимых. Это был прокурор.
Вызывало удивление не только то, что прокурор молчал, словно набрав в рот воды. Представитель государственного обвинения и за столом сидел как-то необычно, все время стараясь запрятать подальше свои ноги в отлично сшитых новеньких хромовых сапогах. Прокурору было не по себе оттого, что он чувствовал, как взгляды многих сидевших в зале людей все чаще останавливаются на его сапогах… В этом- то, собственно говоря, и заключалась разгадка странного поведения блюстителя законов.
Здесь мы должны приоткрыть завесу над одной из многих сторон мошеннической деятельности Шафраника и его компании. Дело в том, что руководимый Шафраником комбинат получал большое количество кожи для изготовления детской обуви. Но Шафраника совершенно не увлекала перспектива обслуживания нужд быстроногого юношества. И он пустил полученную кожу на изготовление сапог, туфель, босоножек и прочей модельной обуви для взрослых. Всеми этими изящными изделиями из хрома, замши и юфти Шафраник стал прежде всего оделять городское руководство. Само собой разумеется, что обувь руководящим лицам отпускалась комбинатом по себестоимости.
В конце концов и городской прокурор Ищенко был поставлен перед железной необходимостью заняться делами горпромкомбината. В один прекрасный день его «Победа» остановилась у здания комбината. Знакомство с делами завершилось довольно быстро. Ищенко вполне удовлетворил свою любознательность, получив квитанции на заказанную себе и супруге обувь. Так страж законности стал обладателем отличных хромовых сапог. И все было бы хорошо, не обладай эти сапоги одним секретом.
Есть особый, издревле известный способ изготовления кожаной обуви. В подошву закладывается небольшой лоскут бересты. При малейшем движении сапог или ботинок издает оглушительный скрип.
Трудно сказать, на каком этапе своей бурной, изобилующей многими взлетами и падениями жизни овладел Шафраник искусством изготовления обуви со скрипом. Во всяком случае эксплуатация этого профессионального секрета мастеров дратвы и шила сослужила Шафранику немалую службу.
Обладая богатой, мы бы сказали, изощренной творческой фантазией, Шафраник не только до предела усовершенствовал искусство создавать скрип в обуви, но и привел это искусство в соответствие с табелем о рангах. Для людей, обладающих даже минимальным музыкальным слухом, не составляло большого труда по звуку шагов отличить, например, прокурора города Ищенко от его помощника Сорочинца. Или супругу начальника управления местной промышленности Проценко от дражайшей половины председателя горисполкома Луки Вонифатьевича Высокоостровского. Количество и качество скрипа
