неделю вперед. Я понимаю, что нельзя все копировать, но…
Одним словом, было решено в номер Окуня не ставить, но тиснуть и раздать членам редколлегии.
Печальный покидал Петр Алексеевич планерку, унося под мышкой завернутого в макет Окуня…
Шли дни… Некогда яркая, сияющая всеми цветами радуги окраска Окуня потускнела. На исходе третьей недели Окуню повезло, и он попал в макет номера, впрочем, продержавшись в нем лишь до открытия планерки.
Лиха беда — начало. Уж так повелось, что Окунь стал нырять из макета в макет. На планерках его встречали, как старого знакомого.
— А, это опять он! — и безжалостно выбрасывали Окуня за борт.
Наконец однажды секретариат всерьез решил дать Окуню возможность увидеть свет. Обитатель глубинных, прохладных струй был положен на стол и подвергнут коллективному препарированию.
Сразу же, как только был рассмотрен первый абзац, то есть показалась на поверхности голова злосчастного Окуня, слово взял уже упоминавшийся нами руководитель отдела пропаганды.
— У меня, — сказал он, — есть одно, по-моему, существенное замечание. Начало Окуня выглядит странно, во всем дальнейшем нет логического развития этого начала.
Так голова Окуня была отсечена напрочь. Затем по отдельности из Окуня были извлечены его существенные органы, игравшие немаловажную роль в жизни этого сибарита, грозы младшей половины рыбного царства. Он лишился своих острых зубов, не дававших дремать карасю, своей надежной, как броня, чешуи, своих подвижных и чутких плавников… Когда операция по подготовке Окуня к выходу в свет подходила уже к концу, то выяснилось, что для соблюдения правильной архитектоники графического строения газетной полосы не хватает места для трех информационных заметок, которые должны подпирать Окуня снизу. При молчаливом согласии всех присутствующих был отрезан и хвостовой плавник Окуня, с помощью которого наш властитель речного и озерного мелководья сообщал своему движению стремительность выпущенной из лука стрелы.
Увы, на этом не окончились злоключения пойманной Петром Алексеевичем рыбы. Как только курьер доставил оттиск Окуня на пятый этаж, в комнате Петра Алексеевича раздался резкий, продолжительный звонок внутреннего телефона. Звонили из группы проверки.
— У вас сегодня идет Окунь, скажите, откуда он? — спросил женский голос.
— Из лунки.
В телефоне что-то зашуршало, потом тот же голос спросил более настойчиво:
— Я знаю, что из лунки, но вы укажите мне точно, какой том и какая страница!
— Да не могу я указать никаких страниц. Просто сидел на Истре у лунки, подстерег Окуня и забагрил его.
— Ну, дорогой мой, расскажите это кому-нибудь другому. Я-то хорошо знаю, как вы багрите! Уверена, что это уже где-то было… Не могу вспомнить: не то в «Тюменских вестях», не то в «Искре Заполярья».
Напрасно Петр Алексеевич молил и убеждал, что в данном случае мы имеем совершенно оригинальный экземпляр Окуня, что он собственноручно извлек это необыкновенное чудо природы из глубин Истринского водохранилища и что тому есть свидетели… Ничто не помогало.
Вооружившись Сабанеевым, Бергом, Бремом, Аксаковым и рядом других не менее авторитетных авторитетов, группа проверки обнаружила в Окуне, или, вернее, в бренных его останках ряд изъянов. В соответствии с укоренившейся традицией Окуня еще и еще раз перекромсали, чтобы он ни на йоту не отличался от того экземпляра, который где-то и когда-то был пойман и описан классиками мормышки и блесны.
Затем начался длительный и изнуряющий процесс правки. Все, кто имел какое-либо касательство к выпуску текущего номера газеты, оставили на Окуне свои отметки. Оттиск Окуня возвратился в типографию, разрисованный карандашами всех цветов и оттенков. На нем буквально живого места не оставалось. Тяжело израненный Окунь лишь конвульсивно вздрагивал и, казалось, вот-вот испустит дух…
Наконец полоса с Окунем твердо встала на вал ротационной машины. Окунь увидел свет…
Но, увы, он совсем не походил на то чудесное и неповторимое творение природы, которое однажды в тихий, ясный, морозный день явилось Петру Алексеевичу Доброхотову во всей своей первозданной красоте…
Сатирические миниатюры
Весны приметы
Есть что-то общее в профессиях сатирика и фенолога.
По едва заметным признакам и приметам фенолог отмечает сезонные изменения в природе.
Если вы хотите узнать, действительно ли наступила весна, спросите об этом фенолога. Да, ответит он, наступила. И приведет в подтверждение своих слов кучу фактов: под застрехой пожарной вышки в Сокольниках старая воробьиха отложила первое яйцо, луковица тюльпана на цветочной клумбе у здания оперного театра в Одессе уже выбросила зеленую стрелку, а границы Волго-Вятского экономического района пересекла первая ласточка.
Так же действует и сатирик. Если он узнает, что в повестке заседания исполкома появился вопрос о подготовке коммунального хозяйства к зиме, то, не глядя на термометр, может сказать: на дворе собачий холод, и водопроводные трубы давно полопались. А если сатирику становится известно, что в продаже появился наконец плакат «Задерживайте талые воды!», то он смело говорит: наступил купальный сезон, опасайтесь ожогов и солнечных ударов!
Действуя рука об руку, фенолог и сатирик помогают хозяйственнику определить тот решающий момент, когда следует начинать очередной аврал или, наоборот, объявлять большой перекур, потому что до составления очередного квартального отчета впереди еще целых три месяца.
Итак, наступила ли весна? Судите сами.
Один из служебных кабинетов Энского совнархоза. Двое сидят за столом.
— Идет она, Николай Иванович, идет!
— А это точно?
— Сам видел. «Челябинцы» по самую макушку в воду уходят. Оборудование, которое в декабре с платформ сгрузили, не вывезти. А в конце мая — пуск. И путепровод, что осенью к бетонному заводу в грубых чертах проложили, тоже того… тю-тю…
— Что значит «тю-тю»?..
— Смыло то есть. В одну ночь. Стихия! С бетоном зарез будет.
— А на штапельном как? С сырьем как?
— Нормально. Сырое сырье. Не дадут программу.
— Как это не дадут программу?
— Да ведь весна, Николай Иванович. Усиленный теплообмен: к вечеру замерзает, днем тает. А складское хозяйство какое у них? Сами знаете. Течет. Сорвут программу, как пить дать, сорвут!
— Ну, вы хоть сигнализировали? В Госплан, что ли… Пусть перенесут календарные сроки.
— Сигнализировал, Николай Иванович. Не могут перенести. Они тоже, оказывается, указание насчет весны получили…
— Указание, говоришь? Откуда же?
— Сверху, конечно.
И собеседник Николая Ивановича выразительным жестом показывает на потолок…
