— Я понимаю.
— Когда он вам нужен?
— Он мне нужен сейчас.
— Это сложно…
— Откуда у вас данные о том, что мы готовим наступление?
— То есть?
— Что это: авиаразведка, тактическая разведка или это данные из центра?
— Данным из центра я приучил себя не очень-то верить.
— Почему?
— Фантазеров много. И потом, они все переворачивают с ног на голову: как решит фюрер, как он оценит объективные данные, так и будет считаться всеми остальными.
— Это хорошо…
— Да?
— Конечно.
— Очень хорошо… Из-за этого «хорошо» вы сейчас в Кракове и я работаю на вас.
— Даже если б фюрер не ставил данные с ног на голову, все равно мы были б здесь…
— Вы — тактичный человек.
— Потому что не сказал о вас?
— Конечно.
— Все равно подумал, — сказал Коля. — Если по правде…
— Знаете, высшая тактичность заключается в том, чтобы говорить не все, о чем думаешь.
— Это — тактичность современности. Мы хотим, чтобы в будущем высшая тактичность человека заключалась как раз в ином: что думаешь, то и говоришь.
— Этого же хотел Христос.
— У Христа не было государства и армии — такой, как у нас.
— Занятно… Государство и армия во имя того, чтобы все люди говорили друг другу только то, что думают…
— У вас есть братья?
— Нет.
— А сестры?
— Нет.
— У меня тоже. Поэтому я особенно точно представляю себе, какими должны быть отношения между братьями.
— Боже мой, какие же вы все мечтатели…
— Нам об этом уже говорили.
— Кто?
— Был такой английский писатель Герберт Уэллс.
— Когда я увижу вашего шефа?
— Завтра утром.
Первый вопрос, который Вихрь задал Бергу, был о Траубе.
— Это для меня новость, — ответил полковник. — Я ничего об этом не знал.
— Как узнать подробности?
— Это невозможно. Гестапо нас к себе не пускает.
— Что можно сделать?
— Ничего.
— Как ему помочь?
— Вам хочется достать с неба луну? Я не берусь выполнить это желание. Оставим Трауба, хотя мне его жаль — талантливый журналист. Вернемся к нашим делам. Я просил Отто передать вам, чтобы вы не появлялись в городе, товарищ Попко…
Вихрь медленно потушил сигарету и сказал:
— А вы говорите, что вас до гестапо не допускают.
— Первый раз вы со мной откровенны.
— Третий. Не в этом дело.
— А в чем же?
— Сейчас — в Траубе и Краухе.
— Нет. В вас.
— Да?
— Да. Вы понимаете, что будет с вами, если папка из гестапо попадет к вашим? Вас дезавуируют. Разве нет? Тем более что вы скрывали это от своих сотрудников — даже Отто об этом не знает.
— Мое командование узнает об этом, полковник. Не будьте моим опекуном, пожалуйста. У вас не вышло с Мухой, не выйдет и со мной. Я ж знаю вас по Мухе: я его расстрелял — теперь нет смысла скрывать. Но это прошлое, так что не удивляйтесь: у вас свои козыри, у меня свои. Мои — сильнее. Помогите с Краухом.
— Вы связывались с Центром?
— Нет.
— Очень хорошо, что вы ответили мне правду, — от вас был только один короткий перехват. Так что меняйте точку, она засечена.
— Где?
— Точно сказать не могу, но где-то к северо-западу от Кракова, километрах в тридцати.
«Верно, — отметил для себя Вихрь, — охотничий домик как раз там. Но ведь Аня не могла выходить на связь сама. В чем дело?»
— Это не наши люди, — сказал Вихрь, — тем не менее спасибо, учтем. Видимо, это партизаны или накладки вашей системы.
— Последнее исключите.
«А может, какое несчастье с Аней?! — вдруг мелькнуло у Вихря. — Девочка там одна! Короткая связь! Может, ее взяли там случайно?»
— Вы убеждены? — спросил Вихрь, закуривая. — Ваш аппарат в этом смысле безгрешен? Был сеанс?
— Был.
— С Центром я свяжусь сегодня же. Завтра я или мои люди передадут все относящееся к вам.
— Хорошо.
— Когда вы продумаете операцию с Краухом?
— К завтрашнему дню я что-нибудь надумаю. Отто будет знать. Он вам скажет… С Краухом надо сделать все так, чтобы было просто, без мудрствований… Видимо, на мудрствование у вас нет времени… Я попробую что-нибудь подсказать…
— Хорошо.
— До завтра.
«Может быть, Трауб показал на Тромпчинского? — ужаснулся Вихрь. — А тот привел их на явку в лес? Нет. Этого не могло быть. Тромпчинский никогда не сделает этого. Тромпчинский — железный человек, его не сломить. В городе его нет — надо срочно ехать за город, предупредить, чтобы он скрывался, и забирать Анюту. У Седого есть запасные квартиры».
Когда Вихрь рывком отворил дверь охотничьего домика, Аня поднялась и сказала Тромпчинскому, который стоял за спиной Вихря:
— Подожди.
— Нет времени, Аня, — сказал Вихрь, — обо всем — после.
— Пусть он выйдет, — снова сказала Аня, и Вихрь увидел в ее руке парабеллум.
— Выйди, Юзеф.
Бородину.
