Мне удается спокойно умыться, согреться и одеться в одиночестве. Зайдя в комнату, я обнаруживаю на кровати рычащий и брыкающийся клубок из одеял и пледов. Костька ухитрился запихать собаку в пододеяльник, завалить сверху подушками и сам залезть внутрь этой кучи. Не без труда я их распутываю, взъерошенная псина вылетает из комнаты и тут же начинает скрести дверь – просится гулять. Ничего, подождет две минуты, пока я одену ребятенка, небось, возилась тут – не помнила про свою прогулку.
Одеваю Костьке трусишки, майку, рубашку, колготки, теплый костюмчик, шерстяные носки и жилетку. Как полярник. Выключаю обогреватель – пусть отдохнет – и тут же убираю его опять за шкаф, от греха подальше.
Иду на кухню, ставлю чайник и еще включаю большую конфорку на плите – пусть греет.
Наше домоуправление строго запрещает гражданам подобные способы отопления жилья. Меня всегда восхищают эти просьбы-требования проявлять сознательность и не использовать электроплиты для обогрева квартир. Ими всегда сопровождаются объявления об отключении отопления в зимнее время. Нарушителям грозят туманными мерами, а по мне, пусть уж лучше «меры», чем вымерзнуть тут вместе с ребенком.
На улице отличная погода, ясно, морозно, вся слякоть замерзла. Собаке явно противно ходить по стылой земле, и она пытается при каждом шаге ставить передние лапы на собственные уши, при этом спотыкаясь и чуть не падая. Смотреть на это ужасно смешно. Интересно, она нарочно так делает? Мне иногда кажется, что у собаки есть своеобразное чувство юмора, да и вообще она понимает в жизни больше, чем говорит...
Погода хорошая, значит, едем после завтрака гулять в Коломенское. Дома все равно находиться трудно, пока еще отопление включат, да пока выстывший за ночь дом прогреется, – хорошо, если к обеду можно будет обогреватель не включать.
Стоп, к обеду. Обеда-то и нет. Все равно поедем, только собаку тогда брать не будем, вернемся пораньше, успею приготовить, тем более, встали позже обычного.
Еще полная мыслей о том, что ж такое сделать на обед, чтобы и быстро, и еда нормальная, лезу в морозилку. Да вот же кость с мясом, отлично, я и забыла про нее, не буду даже размораживать, прямо сейчас поставлю суп, а мясо потом проверну, будут макароны по-флотски.
Заодно достаю из морозилки сосиску, сделаю сейчас с ней Костьке яичницу на завтрак, он любит. Все- таки дома ребенок, в кои веки. Может, и себе сделать? Да нет, ладно, баловство одно, лучше уж поджарить немного хлеба, он черствый, а так будет нормально.
Пока я занимаюсь приготовлением завтрака (точнее, завтраков, потому что каждому готовится что-то свое), Костька сидит в туалете на горшке. Вдруг он кричит оттуда:
– Мама, мама, смотри, Горбачев принял в Кремле художника Михаила Шемякина!
Это звучит настолько неожиданно, и у Костьки такой естественно-светский тон, что сперва я на миг столбенею, а потом, сообразив, начинаю хохотать. В туалете лежит старая газета, и малыш просто прочел вслух заголовок из нее, но получилось отлично. Этакий светский лев на горшке.
Завтрак сметен в мгновение ока, я складываю посуду в раковину и ставлю на плиту кастрюлю с будущим супом. Сейчас закипит, сниму пенку, положу лук-морковку, и пусть варится на маленьком огне до нашего возвращения.
В ожидании, пока суп закипит, мою быстро посуду и чищу овощи. Задумываюсь, не почистить ли сразу картошки на второе, но вовремя вспоминаю, что собиралась готовить макароны. А то бы начистила сейчас, балда, возилась бы потом с этой картошкой.
Бульон вскипел, снимаю пенку, солю, кидаю лук-морковку, закрываю плотно крышкой и уменьшаю нагрев. Все. Теперь мы свободны и можем ехать гулять.
Собака, завидев сборы, начинает встревоженно крутиться под ногами, взглядывая на дверь, – возьмут ли? Костька просит взять Дольку с нами, но я ни в какую не поддаюсь: ехать на метро, это значит – тащить собаку через контроль в сумке (собак в натуральном виде в метро не пускают), она тяжелая и брыкается, а едем мы ненадолго, часа на два максимум, нет уж, пусть посидит на этот раз дома. Обиженное животное уходит на свой коврик и лежит там, уронив голову на лапы, тяжело вздыхая и глядя исподлобья скорбными глазами, – давит на жалость. Но я непреклонна, отыскиваю Костькины варежки, и мы выходим.
До Коломенского ехать минут двадцать пять, но с пересадкой. Народу немного, и мы безо всяких проблем добираемся до места, подымаемся на улицу и направляемся по аллейке к парку.
От метро можно добраться до парка двумя путями: в конце аллеи подняться в горку и войти через главные ворота или, наоборот, спуститься на набережную, пройти вдоль реки и подняться уже по крутому склону обрыва. Там, вдоль обрыва, много родников, в них вкусная чистая вода, множество людей приходит сюда за ней с разнообразными емкостями. Я никогда не набираю воды в запас – тащить далеко, да и забываю я, если честно, брать с собой бидон, но пить из родника мы с Костькой любим. Сегодня, правда, пить лучше не стоит – холодно, простудить горло легче легкого. Но мы все равно сворачиваем к реке, минуем большое поле, скатываемся по скользкой дорожке под горку и тормозим у самой воды.
Река еще не замерзла, льда нет даже у берега. Более того, на воде копошится пара уток, и чуть подальше сидит на раскладном стульчике дядечка с удочками. Костька тут же подбегает к нему, с любопытством заглядывая в ведерко – есть ли рыба. Уж не знаю, есть ли она там, но Костька так же бегом возвращается и начинает просить хлеба, чтобы покормить уток. Никакого хлеба у меня, естественно, нет, я и не думала про уток, выходя из дома, впрочем, там хлеба тоже нет, надо бы, кстати, купить на обратном пути, около метро есть что-то вроде булочной. Отсутствием хлеба ребенок не огорчается, начинает собирать под ногами мелкие камушки и с присущей детям простотой кидать их в воду, не заботясь ни об утках, ни о рыболове. Утки сразу же уплывают подальше от берега, а рыболов смотрит с чувством, но пока молчит, и я ускоряю шаг, чтобы увести Костьку с его камушками туда, где было бы поменьше живности в воде и около нее.
Совсем избежать живности не удается, почти тут же нас догоняет собака, здоровенная, очень красивая овчарка, черная с подпалинами. Она подходит сперва ко мне, тыкается, знакомясь, носом в руку, машет хвостом и направляется к Костьке.
Сзади что-то предостерегающе кричит хозяин, я оборачиваюсь и махаю ему рукой – дескать, все в порядке. Собак я не боюсь совершенно, всегда их любила и находила с ними общий язык. По моему глубокому убеждению, нормальная собака никогда не укусит человека, который ее не боится. Мы сами провоцируем собак своим страхом. Костька, с младенчества живущий с собакой в одном доме, этого страха лишен абсолютно. Более того, когда он был поменьше и побессмысленнее, при его контактах с собаками опасаться стоило за последних: кто этого ребенка знает, возьмет и хватанет зверя за нос. Тут уж у собаки есть все права кусаться, нос для них – самое болезненное место.
Овчарка тем временем знакомится с Костькой, тот в восторге гладит ее за ушами и что-то ей рассказывает, но собаке быстро это надоедает, она лижет малыша в нос ярко-розовым языком и устремляется дальше. Мне немного стыдно, что я все-таки не взяла с нами Дольку, собаке тут такое раздолье, хоть раз в неделю побегать нормально. Но вообще-то наша собака могла бы и в воду залезть, она водоплавающая, ее хлебом не корми – дай поплавать, а тут еще утки эти... Нет, правильно не взяла.
Так мы доходим до оврага. Он перпендикулярен реке, по его дну течет небольшой ручеек, который при впадении в реку образует что-то вроде водопадика. Через него перекинут небольшой мостик, а по обе стороны ручейка подымается обрыв. На правой его стороне находится собственно парк-музей «Коломенское», куда можно забраться по крутой, вытоптанной в склоне оврага лестнице. На левой – старый, полуразрушенный храм, окруженный несколькими заброшенными могилами и многолетними деревьями: дубами и кленами. Никакие лестницы туда не ведут, и подыматься надо прямо по круче, без дороги. А можно, никуда не подымаясь, пройти по дну оврага, вдоль ручейка, туда, где как раз и начинаются родники.
Спрашиваю Костьку, куда пойдем, он хочет к родникам, но дорожка, ведущая к ним, кажется слишком грязной, она мокра и растоптана множеством ног, и, кроме того, пить из родников мы сегодня не будем. Костька, слегка поныв, решает тогда забраться на гору, где старый храм.
Мы начинаем карабкаться по склону оврага, я держу Костьку то за руку, то под мышкой, свободной рукой хватаясь за кусты и сухой бурьян, растущие тут же на склоне.
Иногда Костька ползет почти на четвереньках, а я подталкиваю его сзади. Он соскальзывает по замерзшей глине, я опять хватаю его под мышку, и так мы постепенно продвигаемся вперед и вверх.
