чем тут утешишь... Я опять начинаю плакать, Яша опять с готовностью подставляет только-только просохшее плечо...
Оттуда, из этого плеча, я всхлипываю:
– Да-а, вот ты только говоришь, все будет хорошо, а что толку... Сам-то тоже через неделю уедешь. Все говорят – и уезжают, и у них-то, может, все и хорошо, а я тут одна остаюсь с ребенком. Я больше не могу одна... И в «Шереметьево» больше не поеду никого провожать, не могу видеть эти аэропорты, сил моих нет...
И тут слышу:
– Ну подожди, не всегда же только «Шереметьево»... Бывают и другие аэропорты, в них можно приехать. «БенГурион», например...
– Что такое «Бен-Гурион»?
– Это аэропорт в Израиле, куда я еду. Ты туда прилетишь, а я тебя встречу...
Так. Это уже интересно становится. Слезы у меня сразу пропали. Я спрашиваю:
– Как это я, интересно, туда прилечу? Вот так просто?
– Ну зачем? Я тебе приглашение пришлю.
– В качестве кого? Я так не могу – прилетела, улетела... Я, между прочим, из приличной семьи, меня дома не поймут...
– Тогда, – отвечает, – давай ты прилетишь в качестве жены.
Оп-па! Вот оно! Заработало! И день у нас сегодня какой? Среда? Отлично все успеваем. Так, теперь только не ошибиться...
Продолжаю всхлипывать – а куда от соплей-то деться? Говорю:
– Ну как это? Ну ты что? Мы с тобой знакомы-то всего три дня... Хотя я за эти три дня к тебе привыкла, но как-то все это...
– Я понимаю. Странно. Но знаешь, мне с тобой было очень хорошо. Я знаю тебя три дня, а кажется, что всю жизнь. У меня так никогда не было. И потом – а чем мы рискуем? Вот только разве пожениться нам не успеть – я в воскресенье улетаю...
Но тут-то я как раз знаю, что делать.
– Если постараемся, можно успеть. Мне Лилька говорила – на это двух дней хватает. Успеем, точно. Ты знаешь, где тут ближайший загс?
– Загс знаю где, но у меня в десять сегодня доклад в университете. Давай туда после обеда пойдем.
Вообще-то и мне на работу надо... И штамп о разводе в паспорте еще не стоит... Дел полно.
Дальше мы быстро и деловито обсуждаем предстоящие дела, за деловитостью не замечая полной нереальности и сюра происходящего. Потом мы быстро целуемся у двери, потом еще, потом вместе бежим к метро, я вскакиваю в отходящий поезд, плюхаюсь на сиденье – хорошо уезжать с конечной, хоть сесть можно, а не толкаться...
Туннель темный и мрачный. Вагон еще полупустой, я сижу и тупо пялюсь на свое отражение в окне напротив. И до меня медленно начинает доходить кошмар окружающих событий. Мама дорогая, это что ж я делаю? Во что же я опять влопалась? Какой, к чертям, замуж – я этого человека три раза видела! Я про него не знаю ничего. А у меня, между прочим, маленький ребенок. И потом – Израиль? Какая-то дикая страна, я и про нее не знаю ничего... Нет, пошутили – и хватит. Сейчас доеду до работы, позвоню и скажу, что это я сдуру, у меня приступ гайморита, я ночь не спала и голову ушибла, и пусть он меня извинит...
Доезжаю, выхожу из метро, иду по дорожке к институту... А на улице светит солнышко, и небо такое ясное, липы в золотых листьях, тепло... И я вдруг понимаю, что никакого кошмара, как ни странно, вовсе и нет, а наоборот, все очень хорошо, и будет хорошо, и все, что случилось, – совершенно правильно. Случайно попадаю взглядом на номер проезжающей мимо машины – там две семерки. В детстве была такая игра – кто первый увидит такую парную цифру, скорей кричит: «Семь-семь, мое счастье!» Смотрю на другую машину – там две пятерки, на третью – две тройки. Дохожу до института, уже подымаясь на крыльцо, вижу машину во дворе – две четверки!
Я пришла первая, Марьи Владимировны еще нет. Отпираю комнату, кидаюсь к телефону – и тут он сам звонит у меня под рукой. Яша.
– Знаешь, ты ушла, я остался один и подумал – вдруг это что-то не то мы делаем...
– Нет! – радостно кричу я. – Я сперва, в метро, тоже так думала, а потом вышла и поняла – очень даже то! Все правильно, и все будет хорошо!
– Да, – соглашается он. – Теперь я и сам вижу. А то, когда ты ушла...
– Значит, больше не буду уходить, – говорю я.
На том и порешили. Тут как раз пришла Марья Владимировна, и я быстренько закруглилась с разговором.
Сварила кофе. Мы сели, она выкурила первую сигаретку (это такой ритуал, с этого у нас каждый рабочий день начинается, а до этого ее вообще лучше не трогать), я налила ей чашку кофе и осторожненько говорю:
– Марья Владимировна, мне страшно неудобно, но я должна сейчас опять срочно уйти.
– Куда? – удивляется она. – Лилька твоя уже улетела. Там, кстати, все в порядке?
– С Лилькой – да. А у меня... Мне... В общем, я срочно выхожу замуж, а мне бы еще развестись успеть... И все сегодня.
Марья Владимировна – крепкая женщина. За годы работы в институте она, конечно, ко всему могла привыкнуть. Поэтому она не падает со стула, а только закуривает вторую – внеочередную – сигарету и, выдержав паузу, произносит:
– Однако! – И потом: – Ну ладно, давай подробности.
Я излагаю скомканные подробности. Снова пауза, и потом:
– У тебя ребенок, тебя в загсе не разведут, это только по суду.
– Я знаю, – с готовностью отвечаю я. – По суду нас уже развели, года два с лишним как. Мне только штамп в паспорт поставить.
– Уже лучше, – соглашается она. – У тебя все бумажки в порядке?
Я судорожно начинаю соображать. Бумажки... Решение суда, паспорт, Костькина метрика... Вроде все это у меня есть. Дома, естественно, туда заезжать придется. Но это так и так.
Пока я все это соображаю, Марья включает свою машинку и начинает строчить что-то на институтском бланке. Через две минуты она удовлетворенно перечитывает свое творение, расписывается на нем и вручает мне. Я читаю: «Всем компетентным органам. Институт тра-тата просит оказать возможное содействие сотруднику трата-та в заключении брака в связи с необходимостью трата-та... Подпись – директор, академик ХХХ».
Фантастика. Сюр продолжается. Меня разбирает дурацкий смех, и сквозь него я спрашиваю Марью:
– Вы это всерьез? Спасибо, конечно, я сохраню на память, это классно, но...
– Ты не говори, – важно кивает она головой. – Никогда не знаешь, какая бумажка где пригодится. Возьми папку, сложи туда аккуратно, не помни. И другие бумажки тоже – аккуратно, в папочку. Так оно всегда лучше. Ну все, беги. Удачи тебе.
И я несусь дальше.
Врываюсь домой. Там пусто, никого нет, Димка... Наверное, на даче, или я не знаю где, но хорошо, что не здесь, а то пришлось бы объясняться. Не то что мне трудно – это все равно придется делать, только сейчас некогда. Кидаюсь к письменному столу. Вот тут, в ящике, у меня лежат все нужные бумажки. Это не то, и это... А это что такое? «Характеристика... выдана... для загранкомандировки...» Интересно получается – значит, Димочка всетаки начал оформляться в свою Италию? И без нас с Костькой, что характерно. Ну и ладно. Значит, то, что я делаю, правильно, и все к лучшему. Так, а вот и оно. «Решением тра-та-та... брак гражданки тра-та-та... расторгнут». Вот и отлично. Так, а это еще что? Госпошлина за расторжение брака... Двадцать пять рублей... Черт, это значит, еще в сберкассу надо бежать. Интересно, а ее с тех пор не подняли, эту пошлину? Рубль-то два года назад совсем другой был... Лучше я сначала все-таки в загс пойду и там все уточню. А потом уж в сберкассу, будет же там какая-нибудь рядом...
Тут до меня доходит, что раз уж я дома, неплохо мне было бы залезть в душ и переодеться. На всякий
