твоей могиле“?»
Второго Каплера из Пидемского не получилось. И Юлия свернула на вдовью дорогу, возможно, все еще надеясь на чудо новой встречи.
В середине ноября 1991 года мы встретились с Юлией в Союзе писателей. Она пожаловалась, что ей вернули стихи из нескольких журналов, мол, такие сочинения теперь никому не нужны. Она была депутатом Верховного Совета СССР последнего созыва, сильно переживала происходящее в обществе, воспринимая обвал негативных тенденций как надругательство над святынями.
— Не знаю, что делать, — сказала она растерянно.
— Ты женщина, у тебя есть возможность уйти в женское движение, только там можно возрождать нравственные идеалы. Мужской мир себя исчерпал, — твердила я Друниной, но она морщилась.
— Ах, ты все о своем. Мне это чуждо.
— Как может быть чуждо то, чего ты не знаешь, о чем не задумываешься?
Несмотря на переживания, Юлия середины ноября выглядела превосходно: светлые, пышные волосы нарядно контрастировали с бархатным черным костюмчиком в стиле Шанель.
Видя ее нарядной и бодрой, я всегда говорила: «Горжусь знакомством», и Юлия радостно улыбалась комплименту.
Через несколько дней — я запомнила число, это был мой день рождения, 23 ноября — вечером раздался звонок. Юлия. Мы никогда не звонили друг другу — поэтому я удивилась.
— Лариса, я хотела спросить. У тебя в книге «Облако огня» есть очерк об Александре Яшине. Задолго до смерти он попросил прийти на его похороны и принести три желтые розы. Почему три? Покойнику нужно четное число цветов.
— Не знаю, Юля. Почему-то три. У него теперь не спросишь.
Она засмеялась:
— Вы не были друзьями с Яшиным?
— Я вообще мало его знала. Как говорится, слегка ухаживал.
— Скажи, у нас с тобой все в порядке?
Я не поняла вопроса.
— Ну, мы ведь никогда не ссорились? Я тебя никогда не обижала?
— Никогда. Да и я тебя, по-моему, тоже.
В это время раздался звонок в дверь. Муж пошел открывать. В комнату с букетом гвоздик вошла гостья. Она не забывает напомнить, сколько мне лет.
Юлия продолжала что-то говорить, я уже отвлеклась, но в памяти задержалась фраза, сказанная то ли Юлией, то ли пришедшей Олей: «Нужно шесть красных гвоздик».
Через несколько дней Юлия Друнина, войдя в гараж, сев в машину, включила зажигание и так покончила с собой. Я положила ей в гроб шесть красных гвоздик — как она и сказала мне по телефону.
Почему она это сделала?
Спустя некоторое время я вела вечер памяти Друниной в Центральном доме литераторов. Зал был полон. Вечер вышел трогательный, цельный, как и его героиня. Но всех интересовал один вопрос: почему?
Думаю, на такие вопросы не бывает окончательных ответов. В данном случае собралось многое: слом времени и нежелание видеть не свои времена. Бесперспективная новая любовь. В третий раз уводить человека из семьи — ничего хорошего, а это как раз надвигалось в жизни Юлии. Оскорбительные отказы из редакций.
И… Каплер.
Да, она не пережила его, не перенесла потери его любви к себе, хотя физически продолжала жить. Он заполнял ее память, выигрывал в каждом сравнении и, мертвый, давал понять, что с его уходом кончилось ее счастье.
Узнавший счастье — забыть не может…
Каплер, дав Друниной время прочувствовать, какова жизнь без него, увел ее с земли. Но не в могилу.
Недавно астрономы открыли в небе новую звезду и назвали ее «Юлия Друнина».
Она действительно была звездой. Неяркой, мерцающей, принесшей счастье одному, несчастье другим, оставленным ради ее любви, доставившей радость тем читателям, которые любили ее немудреные, но искренние и чистые стихи.
Она светит оттуда, и некоторым здесь, на Земле, кажется, что случайно, по прихоти звездочета- читателя попала так высоко.
А я думаю, Юлия, звезда современной любви, окопная звезда, — как раз на месте.
Соперница Токарская
Моя Кремлениада пишется по неким, не всегда понятным мне законам. Не успела я поставить точку в главе о Юлии Друниной, как возникла новая беспокойная мысль: не сходятся концы с концами. Юлия, окопная звезда — все так, но какая связь со Светланой? Возможно, разлука с Каплером изменила характер царевны более, чем все вместе удары судьбы? Возможно, но это еще нужно доказать, а мне пока что даже неясно, почему Каплер так резко отозвался о Светлане в застольном разговоре в Доме литераторов: сама ведь слышала.
Что все-таки случилось между Светланой и Каплером после его возвращения из мест не столь отдаленных? Не мог он примитивно трусить перед ее воспоминаниями. И кто был в его жизни между Светланой и Юлией — какая женщина? Эти мысли не давали мне покоя еще и потому, что помнилось, когда-то я читала о ней в ксерокопии страниц, не вошедших в первое издание книги «Двадцать писем другу». Где они?
Нашлись.
Светлана рассказывала в них о встрече с Люсей после его возвращения, о его жизни в Воркуте, где он сошелся с актрисой Валентиной Токарской, а когда они с Токарской вернулись в Москву и у него со Светланой опять начались встречи, подобные тем, далеким, наказанным ее отцом, то Каплер опомнился первый. Он сказал Светлане, что «обязан посвятить Токарской остаток своей жизни». Она не спорила, но…
«Светлана влюблялась бешено. Скандалила, приходила к женам, разбивала окна, при разлуке отнимала подарки» — это из журнала Times.
«Когда мы с Серго уже были женаты, она звонила ему, назначала свидания», — вспоминала Марфа Пешкова.
Говорит Светлана: «Я позвонила Токарской и пошла в театр, чтобы увидеть ее. Не знаю — зачем. У меня было смутное чувство, что мне надо это сделать. Она была очень мила со мной — немолодая, умная, изящная женщина, актриса до мозга костей. Она хотела быть доброжелательной и великодушной. И, увидев, я поняла, что все на своих местах и мне остается только уйти, и как можно скорее…
Я все-таки произнесла: «Я люблю Люсю», на что она, усмехнувшись, великодушно сказала: «Пусть он делает, что хочет, только чтоб я об этом не знала». И еще она сказала, зная силу своих слов: «Да, я всегда знала, что Люся очень неверный человек. Не обольщайтесь. Он любил в своей жизни одну лишь Тасю Златогорову, но даже и ей он не был верен. Это такая натура».
Мне нечего было больше говорить. Я получила все те удары, которых искала получить… Я знала — это конец всему.
Люся ополчился теперь против меня, его негодованию не было границ. Его не стало больше.
— Зачем ты это сделала? Зачем? Ты можешь объяснить мне?
Нет, я не могла объяснить. Что-то двигало мной помимо моей воли«.
