Большое спасибо тебе, зеленая ящерица с желтым хвостом. За твое любопытство. Каждое утро ты вылезала из кустов синего можжевельника И подолгу смотрела, как я работаю. Ты была, словно возлюбленная, которая считает, Что видит чудо, А поскольку «нет пророка в отечестве своем», Твое любопытство я толковал как любовь И был очень горд. Спасибо тебе. Большое спасибо вам, мой друг Новицки, За то, что каждое утро вы начинали строить Нечто Из старой фанеры и битого стекла и кирпичей. Это очень важно: слышать подле себя работу И видеть, как рождается дом: Пусть даже без печки, но с крышей. Спасибо вам, комары с прозрачными крыльями, За то, что вы каждый вечер слетались к моей лампе И гибли в ее холодном электрическом тепле. Но перед тем, как погибнуть, вы очень мешали мне, И это помогало мне чувствовать себя живым — Всего-навсего. Огромное спасибо вам, яблони, За то, что вы роняли на подстриженный луг красные яблоки. В этом умирании лета Было заложено главное: то, что помогает Людям жить — вера в бессмертие земли. Ну будь здорова, ящерица! Я сейчас уеду. Я очень счастлив. Я окончил работу. Я поеду на автобусе «такого нет», На остановку «такой не будет». И пока он будет везти меня, Я стану благодарить и тебя, И господина Новицки, и луг, И облака, и горлиц, которые уснули. Спасибо вам, большое спасибо. Однажды зимним вечером на дачу приехала супружеская пара. Он — низенький, шумный итальянец в черной пелерине — хозяин судоверфи, очень веселый и доброжелательный. Она — высокая, стройная, с гладко зачесанными, по-испански, волосами и пронзительно синими глазами, в собольей душистой шубе. Звали ее Маргарет. До замужества она долгие годы была подругой Фиделя Кастро. Помню ее руки с тонкими, унизанными кольцами пальцами, необычайно красивые. Она замечательно гадала и в тот вечер предсказала родителям будущее. Глаза у мамы стали после этого красные, заплаканные, папа был грустно-растерян. Нам с сестрой они тогда ничего не сказали — малы еще. Уезжая, Маргарет сняла с руки тяжелый витой из белого золота браслет и дала маме — на счастье. Мама подарила ей брошь — ночная бабочка темного, как волосы Маргарет, серебра.
Отец после того вечера часто повторял: «Это произойдет очень быстро. Бах, в мозге лопается сосудик и все!» И, переводя в шутку, картаво добавлял: «Умер, шмумер — не беда, лишь бы был здоров!» А во время наших путешествий объяснил мне, маленькой, как поворачивать ключ зажигания, чтобы остановить машину. «Зачем, пася?» «Если мне вдруг станет плохо. Если это случится, ты не должна паниковать». И ласково трепал меня за нос. Руки у него были сухи и горячи — руки экстрасенса.
…Через много лет так все и произойдет. Ему станет плохо в машине — «лопнет сосудик», отнимутся ноги и все кончится. А пока отец писал, путешествовал, строил планы, радовался. Он не знал, что такое уныние, вернее, как человек дисциплины, умел его не показывать. А когда становилось тревожно и муторно на душе, шел к Роману Кармену, благо дома стояли на одной аллее.
СТИХИ, ПОСВЯЩЕННЫЕ РОМАНУ КАРМЕНУ
Хем, перед тем как выстрелить себе в голову, вымазал руки ружейным маслом — для алиби. Нам нет нужды смотреть назад, Мы слуги времени. Пространство, Как возраст, и как постоянство «Адье, старик», нам говорят… Все чаше по утрам с тоской Мы просыпаемся. Не плачем. По-прежнему с тобой судачим О женщинах, о неудачах, И как силен сейчас разбой… Ведь мы растратчики, мой друг, Сложенье сил необратимо, Минуты бег неукротим, Не братья мы, но побратимы, Нет «Ягуаров», только «Зимы», А мера скорости — испуг… Но погоди, хоть чуда нет, Однако подлинность науки Нам позволяет наши руки Не мазать маслом. И дуплет, Которым кончится дорога, Возможно оттянуть немного, Хотя бы на семнадцать лет…
