сглотнул слюну. Жареный кабан, крольчатина в пряном соусе, пироги, запечёная рыба, варёные овощи и многое другое — всё было красиво разложено в серебряных блюдах. Вино налито в высокие позолоченные кувшины с узким горлышком. Скорее всего, такие кувшины были привезены из дальних крестовых походов и, без сомнения, выставлялись только по большим праздникам.
— На этот раз нас неплохо встречают, — расплылся в улыбке Оболенский.
В зал вошли вчерашние сеньоры и пригласили гостей к столу.
— А где же Аня? — занервничал Ветров.
И тут вошла она. Ветров и Оболенский не сразу признали свою подругу в этой настоящей средневековой знатной даме, будто сошедшей со старинной гравюры — красное бархатное платье-котт, украшенное понизу орнаментом из разноцветных нитей, поверх платья — ярко-синий жакет-сюрко, искусно расшитый диковинными птицами с золотыми крыльями. Длинные распущенные волосы придерживал золотой обруч с драгоценными камнями.
— Ух ты, — восторженно выдохнул Ваня. — Клёвый прикид. Прямо принцесса из сказки.
По правде говоря, Аня не очень ловко чувствовала себя в этом наряде. А уж каких трудов ей стоило всё это надеть! Если бы не служанка, она не справилась бы. Особенно трудно пришлось с рукавами. Они не были пришиты к платью-котт, а соединялись с проймой шнуровкой. Их можно было менять — другого цвета, другого фасона: широкие, колоколообразные или длинные узкие, завязывающиеся внизу узлом.
Все расселись за столом и приступили к трапезе. Иван с таким аппетитом набросился на кушанья, что даже забыл, по какому поводу все собрались. Чего-чего, а поесть Оболенский любил. Хозяин замка из уважения к гостю не начинал разговор, пока тот не насытился. Саша и Аня недовольно поглядывали на своего друга, им было неловко за него. Ветров незаметно пнул его ногой и, не разжимая губ, процедил:
— Хватит жрать. Выглядишь как голодный бомж.
Оболенский с сожалением оторвался от еды и вытер губы салфеткой.
— Всё очень вкусно, оторваться невозможно, — лучезарно улыбнулся он вельможам.
Хозяин замка тоже улыбнулся.
— Я рад, что угощения пришлись вам по вкусу.
— Наверно, вы ждёте от нас объяснений? — с ходу выпалил Иван.
— Разумеется, — кивнул Бернард д'Альон.
Оболенский не стал ходить вокруг да около, а сразу приступил к делу.
— Мы точно знаем, что через четырнадцать ней, в Крещение, крестоносцы нападут на крепость Монсегюр с южной стороны склона и на отвоёванном месте установят камнемёт. А в конце января подберутся к последней укреплённой стене. Начнутся ожесточённые бои, в результате которых 16 марта Монсегюр падёт.
Иван замолчал. Наступила такая тишина, что было слышно дыхание каждого из присутствующих. Сведения были ошеломляющими, а точность, вплоть до дат, просто пугала. Все взгляды были прикованы к Оболенскому. Тот был абсолютно спокоен, на его лице не дрогнул ни один мускул. Ему непременно нужно было выдержать эти несколько минут молчания.
Наконец слово взял граф Тулузский:
— Вы знаете исход войны и даже называете точную дату падения крепости. Это всё из Книги Судеб?
Иван кивнул.
— Допустим, мы вам поверим, — медленно произнёс граф.
— Но позвольте спросить: неужели вы проделали столь долгий путь лишь для того, чтобы рассказать нам об участи Монсегюра? Я полагаю, вас интересует нечто большее, чем жизнь нескольких сотен осаждённых. И именно ради этого вы сюда и прибыли.
Иван помолчал для солидности, а потом неспешно, взвешивая каждое слово, ответил:
— Вы проницательны, граф. Нас волнует судьба великих реликвий мира, хранящихся у Совершенных. Мы желаем лишь одного — спасти их, уберечь от алчных крестоносцев. Мир ещё не готов к обладанию ими.
Вельможи переглянулись. Они знали, о чём идёт речь.
Иван продолжил:
— Мы не в состоянии изменить историю, участь Монсегюра предрешена. Но предупредить Бертрана Мартена об опасности — наш долг. Катары обязаны сохранить тайну. Это спасёт мир от многих испытаний. Совершенные должны спрятать сокровища, чтобы никто не смог воспользоваться ими.
— Вы предлагаете вынести реликвии из замка? — вскинул брови граф. — Бертран Мартен никогда не пойдёт на это.
— Что делать с сокровищами, решать ему. Наш долг лишь предупредить об опасности. Мы не можем вмешиваться в историю.
Граф встал из-за стола и прошёлся по комнате.
— Всё это невероятно. Я не могу поверить, что Монсегюр падёт. Его стены крепки, подходы неприступны. Крестоносцы уже много месяцев безрезультатно осаждают крепость. А вы говорите, что через четырнадцать дней…
— Найдутся люди из местных жителей, которые ночью проведут отряд крестоносцев к южной стороне замка, — сказал Оболенский. — Впрочем, мы не заставляем никого верить в наши предсказания. Это ваше право. Но если всё произойдёт именно так, как мы говорим, и великие реликвии окажутся у крестоносцев, вряд ли вы сможете после этого спать спокойно.
Граф Тулузский сел и мрачно уставился на серебряный кубок с вином.
Граф д'Аниор взял слово.
— Вы говорите, что изменить предначертанное нельзя? А если мы попробуем? Мы договоримся с союзниками, наймём воинов, добудем камнемётные машины и всё это переправим в Монсегюр…
Оболенский развёл руками.
— Вы вправе поступать как считаете нужным. Однако у вас слишком мало времени.
— Надо послать надёжного человека в Монсегюр. — Граф Тулузский бросил взгляд на Эскота де Белькэра. — Предупредить Бертрана Мартена о нападении. А мы займёмся военными делами…
Иван с удивлением следил за развитием событий. Странно, но и без его участия всё получалось так, как надо. Он уже не сомневался, что вельможи напишут письмо и пошлют Эскота в Монсегюр. Неужели история — настолько прочная вещь, что изменить её действительно нельзя? Или? может, они просто выбрали правильный путь и направили ход событий именно в то альтернативное русло, которое нужно? Оставалось самое главное — склонить сеньоров к тому, чтобы вместе с Эскотом пошёл в замок и Саша. Иначе, остановившись на перепутье, история потечёт не в том направлении, и всё пойдёт насмарку. Как это сделать?
Иван не успел обдумать эту мысль, как услышал голос графа Тулузского:
— Эскот де Белькэр доставит письмо в замок. Однако и вы, мой друг, пойдёте вместе с ним. Я хочу, чтобы вы сами всё рассказали Бертрану Мартену. А ваши друзья пока останутся здесь.
«Ну вот, — подумал Иван, — на развилке дорог история выбрала не тот путь».
— Я не могу идти в замок, — жёстко произнёс Оболенский.
Во-первых, это действительно было опасно, так как в замке находился Пьер де Брюи, а в дневнике генетика явно сказано, что встречаться со своим предшественником по прошлой жизни не рекомендуется. Может замкнуться петля времени. Во-вторых же, по его воспоминаниям, лишь Саша должен отправиться в Монсегюр.
Граф нахмурился. В глазах его заиграл недобрый огонёк.
— Я напишу подробное письмо Бертрану Мартену, где изложу все дальнейшие события. В замок пойдёт мой друг Александр.
Иван указал на Ветрова.
— Но он не знает нашего языка, — недовольно сказал граф.
— Зато в его власти спасти Совершенного от неминуемой гибели.
У присутствующих округлились глаза.
