китобойном промысле. Это письмо никуда не было отправлено. Одно место из него Алексей Иванович взял эпиграфом к своей рукописи. Как долго он к ней не прикасался! Северов провел рукой по бумаге, точно пытаясь стереть с нее время, и начал перечитывать давно написанные, но по-прежнему волнующие строки Лигова:
«Сейчас в Охотском и Беринговом морях гоняются за китами охотники под чужими флагами, но я верю и знаю, что в эти воды придете вы на сильных судах и начнете разумный промысел, не будете брать только жир и ус, а полностью используете тушу кита, отдавая людям мясо, сало, кости, богатые жиром. И вы будете оберегать стада китов как хозяева! Счастливой охоты, русские китобои!»
Северов вздохнул. Долго сидел задумавшись Алексей Иванович, прежде чем начал читать первую главу своей будущей книги.
В ней содержался краткий обзор развития китобойного промысла в России и на Дальнем Востоке — печальная история русского китобойного промысла…
«На севере нашей страны в далекие времена одними из первых среди европейских народов промысел китов начали русские поморы. На утлых суденышках бесстрашные охотники подплывали к морскому исполину и метали в него гарпун. Часто бывало, что разъяренный кит ударом хвоста разбивал судно и топил людей.
Иностранные купцы, посещавшие Великий Новгород, еще в конце IX века принесли в Европу весть о том, что далеко на севере русские промышляют китов, которыми кишат их воды.
Об этом первыми в начале XVII века вспомнили англичане, когда в Бискайском заливе огромные стада китов были выбиты. В 1611 году из Лондона на Шпицберген пришел китобойный корабль «Мэри Маргарет», на нем было шесть гарпунеров и специалисты по перетопке сала. Вслед за ними в русские воды устремились десятки китобойных судов: датских, французских, испанских и других. Русские потребовали от них или уйти, или платить пошлину, которую брал со всех китобоев город Кола, имевший в своем гербе изображение кита. С этого момента начинается жестокая борьба иностранных китобоев против русских. Иностранные корабли топили суденышки русских, отбирали добычу.
Вначале иностранцы пытались прикрыть свой разбой в русских водах вывеской организованной «Бритиш Москоу Компани». Несмотря на то, что она считалась англо-русской, основной доход шел англичанам.
Вскоре голландцы на острове Шпицберген построили город Смеренбург, который стал центром китобойного промысла на севере. Корабли, нагруженные китовым жиром и усом, уходили отсюда в Голландию в сопровождении военных судов.
Запасы китов в русских водах катастрофически уменьшались.
7 ноября 1723 года Петр Первый своим указом учредил «Кольское китоловство». В этом указе значилось: «Зачать оный промысел пятью кораблями, которые сделать у города Архангельского. Ловцов вывезти из Голландии, матрозов употребить русских, понеже ловцы китовые сами суть матрозы…»
Китоловство было создано уже после смерти Петра. С 1727 года по 1731 год в море из Колы уходили три китобойных корабля при голландских шкиперах и гарпунерах. За четыре года они поймали только четырех китов. Коммерц-коллегия обвинила стоявших во главе предприятия иностранцев в том, что они «имели тайные инструкции от голландских китоловных компанейщиков и получали оплату за то, чтобы китовые промыслы в России не размножать, но стараться всеми силами их искоренить».
Императрица Анна Иоанновна в 1736 году указала, чтобы «кроме всех других промыслов, производить и грунландский», то есть китобойный. Екатерина Вторая назначила пособие в 20 тысяч рублей для развития промысла. Но все это не принесло результатов.
Недолго просуществовало и также не принесло большой пользы созданное в восьмидесятых годах прошлого столетия «Первое мурманское китобойное и иных промыслов товарищество».
На острове Еретика был построен завод по перетопке китового жира. Возникла «Товарищество китоловов на Мурмане». Оно построило салотопный завод в Арской губе. Оба товарищества работали не более десяти лет и распались, так как промысел не приносил доходов.
В конце концов иностранцы извели китов в северных русских водах. Одновременно они усиленно распространяли слухи о том, будто русские не способны быть китобоями.
Когда русские землепроходцы обнаружили в открытых ими морях на востоке тысячные стада китов, сюда устремились немцы, норвежцы, англичане, французы. С маниакальной настойчивостью стали они истреблять животных. Катастрофически быстро таяли стада в Охотском, Беринговом и Чукотском морях.
С конца XVIII века в русские восточные моря начали посылать свои суда американцы. В сороковых годах прошлого века сюда приходило до четырехсот американских китобойцев. Их экипажи совершали нападения на береговые поселки и села, грабили, сжигали селения коренных жителей, увозили женщин, вырубали леса. На Шантарских островах для того, чтобы легче было добыть соболя, устраивали огромные пожарища. Испуганный зверь бежал к морю и здесь становился добычей американцев».
…Северов оторвался от рукописи, поднял глаза на портрет Лигова, точно приглашая капитана Удачу вместе с ним вспомнить бухту Счастливой Надежды, их жизнь и борьбу. Долго сидел неподвижно Северов, погруженный в воспоминания, потом потер лицо, взялся за бумаги, перечитал выписки, сделал отметки, и снова его перо легко заскользило по бумаге:
«В 1846 году капитан 2-го ранга Машкин, начальник Камчатки, в рапорте генерал-губернатору Восточной Сибири писал, что «неограниченный промысел иностранных китобойных судов в Беринговом море и даже в бухтах и заливах Камчатки и Охотском море, за последние 5–6 лет растет очень быстро. Летом 1845 года к берегам Камчатки приходило до 500 китобойных судов всех наций…»
Северов обмакнул перо в чернила и проговорил:
— Но в большинстве это были американские суда.
Перо вывело эти слова на бумаге, и Алексей Иванович продолжал:
«В 1851 году исполняющий дела Камчатского военного губернатора капитан 1-го ранга Завойко писал на имя генерал-губернатора Восточной Сибири, что иностранные предприниматели уже истребили китов в Беринговом море и переключились на Охотское, а также промышляют зверей на островах «Российско- Американской компании». Иностранцы торгуют по побережью Берингова моря, по камчатскому берегу и в ссорах убивают туземцев. Суда иностранных китобоев в значительном числе стоят на якорях у берегов Камчатки, у Карагинского острова и в Охотском море… Торгуют китобои чаем, безделушками и заражают туземцев венерическими болезнями…»
Северов отложил перо и прислушался. Было тихо. Из детской слабо доносились голоса сыновей и Тамары Владиславовны. Вернувшись, она все дни проводила с мальчиками, и они привязались к ней, как к матери.
Насти и Джо дома не было. Они вместе ушли на базар за продуктами.
«Любят друг друга», — подумал с удовлетворением Северов, и на него нахлынула грусть: «Лиза, как мне не хватает тебя…»
Склонив голову, Алексей Иванович почувствовал себя старым, усталым, но тут же возмутился: «Что, духом упал? Нет, Северовы не раскисают!» Он, обмакнув перо в чернила, подвинул к себе рукопись. С легким поскрипыванием перо заскользило по бумаге…
…Двигалось перо и в руке Ясинского. Перед ним лежал конверт с адресом: «Сеул. Русскому поверенному в Корее, действительному статскому советнику А. Г. Веберу».
«Дорогой Адольф Генрихович! — обращался к дипломату Владислав Станиславович. — Осмелился беспокоить вас, хотя и хорошо осведомлен о вашей занятости. Вся Россия воздает вам должное за бесподобный успех — заключение русско-корейского договора, который окажет благотворное влияние на Страну утренней свежести. Ваши заслуги…»
Ясинский отложил перо, потянулся к бутылке, стоявшей около чернильницы, и, налив стакан вина, неторопливо выпил. В глазах коммерсанта разгорались хищные огоньки. Перечитав написанное и оставшись довольным, Владислав Станиславович вновь взялся за перо. «Вы еще вспомните меня, господин Клементьев, — говорил он про себя. — Я вас заставлю прийти ко мне за помощью. Да поздно будет». И Ясинский продолжал строчить:
«Наши встречи у господина Мораева вспоминаются как самые отрадные дни, какие я когда-либо проводил в нашей северной столице. Вам всегда везло за зеленым полем. Очень сожалею, что мы сейчас,
