– У нас десять месяцев в году – туристские, – продолжал ворковать смотрящий, не обратив внимания на иронию Андрея. – Когда купола на солнышке играют, аж у самого душа вздрагивает.
Машина въехала на какой-то холм и остановилась на широкой площадке. Поблизости темнела каменная стена, за нею Николай Николаевич рассмотрел силуэты куполов.
– Снетогорский монастырь, – объяснил смотрящий. – Пока посидим. А как этого, вашего, выведут, вы в него вглядитесь. А то у нас тоже накладки бывают. – И он рассмеялся. – Месяц назад в Новгороде одного заказного замочили, все приметы сходились – машина, кожаное пальто, фамилия, – а не тот. Спешить нам некуда, вы не торопитесь, всматривайтесь. Он, мудила, по другой ксиве у нас прописался: был Гуляй-Голый, а стал – Петров. Думал, не вычислим.
– Ты что ж, сука вонючая, науку обижаешь? Наука нас кормит, а ты ее «кинул»! – то ли вопрошал, то ли стыдил смотрящий Гуляй-Голого, который стоял на краю свежевзрытой земли, уходящей по холму вниз.
Николай Николаевич ожидал, что бегуна привезут на машине. Он в кино видел подобные стрелки- разборки: подъезжают три-четыре автомобиля, резко тормозят друг около друга, из них выходят амбалистого вида новые русские и договариваются: кто прав.
Гуляй-Голого вывели из монастырской калитки, которая была видна в свете фар. Двое парней шли по бокам, а в середине шагал, неловко держа обе руки спереди, их мурманский беглец. «В наручниках ведут», – догадался Николай Николаевич.
– Вылазим, смотрим, – скомандовал смотрящий.
Не узнать Гуляй-Голого было трудно. И Николай почувствовал, как легче стало душе: до этой секунды он боялся позора – выставят перед ним человека, да не того. Что тогда?
Выглядел их бывший мурманчанин таким же представительным директором школы, каким заявлялся в их институт: хороший костюм, белая сорочка с галстуком, длинное европейское пальто. Правда, под глазом выделялась хорошая дуля.
– Зря фэйсу ему попортили, – недовольно заметил смотрящий, – что, без этого не могли? Ему ж сегодня предприятием руководить.
– Значит, не могли, – уныло ответил один из парней, – кусался. Вон, палец чуть не отгрыз.
Но главной приметой директора был слегка кривоватый, видимо когда-то сломанный в драке нос. Этот нос тоже был на месте.
Гуляй-Голого поставили прямо перед Николаем Николаевичем. И он почувствовал, что мурманский беглец его сразу узнал.
– Он? – спросил смотрящий и предупредил: – Чтоб без обозначки.
– Он, – уверенно проговорил Николай Николаевич. – Тут сомнений быть не может.
– Ну а ты что скажешь, сука вонючая? – спросил смотрящий тихо, но от этого ярость в его голосе была еще страшней. – Мы ж тебя, блин, с этой землей размажем. Здесь и сейчас. Даже говна твоего не найдут. Ну?! – спросил он с той же твердостью в голосе, с какой его самого, возможно, допрашивали когда-то следователи.
И Гуляй-Голый, не боясь перепачкать пальто, вдруг стал опускаться перед ними на колени.
– Я отработаю, бля буду, мужики, все верну!
– Сколько? – И смотрящий повернулся к Николаю Николаевичу. – На сколько он вас «кинул»?
– Семь-семьдесят штук, – заикаясь, выговорил Гуляй-Голый.
– Восемьдесят, – поправил Николай Николаевич. – Восемьдесят тысяч долларов.
– Ну восемьдесят, – уныло согласился беглец.
– Сотняру будешь отматывать, – со спокойной уверенностью подтвердил смотрящий. – Ты тут какой херней руководишь? Блин, скажи спасибо, что на доброго наткнулся. Нашел кого «кидать»! Науку, которая нас кормит! Я тебя, козла, спросил, ты чем тут руководишь?
– Вы-вы же лучше меня знаете, – заикаясь, ответил Гуляй-Голый. – Я не од-дин в де-деле. Ре-речным транспортом.
– Жри землю, гад! Ну! Я сказал: жри землю!
Гуляй-Голый, подтянув руки в наручниках к подбородку, медленно лег на землю, сгрыз кусок мерзлой земли и приподнял голову. С угла рта у него стекала грязная слюна.
– Еще жри! – потребовал смотрящий. – Сегодня в одиннадцать будешь у меня в офисе со всеми бумагами, падла. Ты теперь под нами пойдешь, срань. Мои люди посмотрят, скажут, что делать. – И, повернувшись к Николаю Николаевичу, он помягчевшим голосом добавил: – Наука все свое сегодня от нас получит. Живыми. Науку мы не обидим.
Гуляй-Голого подняли и, не снимая наручников, повели назад к монастырю.
– Ко мне заедем, кофейку попьем, баксы пересчитаете – и по делам, – сказал смотрящий, усаживаясь в машину. – Теперь можно быстро, Толян.
Не успели они въехать на городскую улицу, как им сначала просигналила, а потом обогнала и встала впереди, перегородив путь, то ли милицейская, то ли гаишная машина.
«С приездом!» – только и подумал Николай Николаевич.
И остановил собственную руку, которая уже полезла во внутренний карман за документами.
– А-а, идет! – недовольно проговорил смотрящий, когда из милицейской машины вышел человек в форме и резво направился к ним.
Он опустил боковое стекло со своей стороны и спросил пригнувшего голову капитана:
– Где гулял? Все с телками забавляешься? Я тебе сказал быть когда?
– На операцию вчера выезжали, там задержка случилась, – стал виновато оправдываться капитан.
– Ой, пользуешься моей добротой! Чтоб сегодня был вовремя! Усвоил?
– Усвоил.
– О чем говорили, сделал?
– Вчера еще приготовил, если б не задержка…
– Ладно, поезжай.
Капитан взял под козырек и побежал к своей машине.
– За каждым только и смотри, – проворчал, успокаиваясь, смотрящий.
К удаву в пасть
– Кому – кофе, кому – чай? – спросил смотрящий, когда они вошли в квартиру. – Можно джин с тоником, виски или коньяк. Коньяк настоящий, армянский. Правда, вам – ехать, а мне доктора кран перекрыли. Но по граммулечке в чай допустимо. Как?
Он жил в обычной девятиэтажке, в двух, соединенных в одну квартирах. Первым поднимался То-лян, который был, возможно, по совместительству и телохранителем. Едва они все вышли на площадку второго этажа, как тяжелая бронированная, похожая на сейфовую, дверь, обшитая вагонкой, стала открываться сама.
– Отличная дверь, – сдуру похвалил Николай, желая польстить хозяину.
– Плешь все это, – отмахнулся смотрящий. – Десять минут автогеном и – здрасьте, мы ваши гости. Вот я видел дверь так дверь: снаружи металлокерамика, потом сплав – вольфрам, ванадий, титан и все такое. Космическая оболочка, короче, на спускаемых модулях такая. Это – серьезно. А тут – так, игрушки.
Они стали раздеваться в просторной прихожей, а смотрящий, предложив кофе-чай и по граммулечке выпивки, крикнул кому-то в глубину квартиры:
– Левчик! Бутерброды на четверых с ветчинкой и рыбкой и кофеек!
Из ближней комнаты вышел сутуловатый парень в очках, и Николай Николаевич заметил, что стены ее были уставлены аппаратурой. На четырех экранах просматривалось все пространство вокруг дома и лестничная площадка. А рядом с ними стоял системный блок с включенным монитором.
«Вот почему дверь распахнулась сама, – он нас видел».
– Не отстаем, Николай Николаич, – сказал смотрящий, перехватив его взгляд. – Сейчас только круглые мудаки без техники.
Смотрящий впервые назвал его по имени и отчеству.
– Толян, ты проведи Андрюху в гостевую, а у меня на пару минут тет на тет с наукой.
– Вадим Сергеевич, вам звонили, разговор записан, хотите послушать? – спросил, по-видимому из кухни, Лева.
