Дядя Лёша

считать:

— Раз! Два! Три! Четыре! Пять! Идем на рекорд! Шесть! — Он замедлил счет: — Се-емь! Во-осемь! Десять! Аут! Как в боксе!

Потом снова ели, кричали, считали, произносили тосты, не забывая восхвалять красоту невесты и спортивные таланты жениха, и делали самые радужные прогнозы по поводу его будущих побед, а Алина Лисовская прозрачно намекала на утехи, которыми займутся молодожены в самое ближайшее время. Супруг ее, напротив, был несловоохотлив и вид имел не по-свадебному отстраненный. Все замечающий Эдуардыч отозвал его в сторону:

— Что это у тебя рыло кислое, как на поминках? Давай-ка за успех махнем по маленькой. — Он налил себе и компаньону по стопке водки, чокнулся, сглотнул и продолжил: — Свадьба херня, у нас сегодня праздник поважнее. Завтра к десяти ко мне, в сауну махнем, только в этот раз без кошелок. Все обмозгуем. А пока в двух словах: был я в мэрии, бугор все документы подписал, теперь работать надо. Твое дело- жениха баловать, так что веселись. По-другому не сумеешь — так бабу свою щекочи, а сам хохочи. Давай, давай! — Он подтолкнул Лисовского в бок. — А я пойду шестерок навещу, — и отправился к отдельному столику.

Свадьба набирала силу, гости танцевали, веселились, выходили покурить и снова возвращались. Нонна Анатольевна быстро устала, ей хотелось оказаться у себя на Васильевском, надеть тапочки и расслабиться. Но до конца застолья было еще далеко.

Эдуардыч пребывал в отличном настроении. С каждым из охранников он выпил персонально, что делал не часто, и был уже заметно навеселе. Когда после небольшого перерыва оркестранты стали вновь разбирать инструменты, он подошел к ним и быстро посовещался. Вслед за этим ударник объявил:

— Известный всему Петербургу предприниматель и меценат Валентин Эдуардович Бугаев посвящает молодым песню своей молодости. Просим! — и приветственно вскинул руку.

Гости довольно дружно захлопали. Пока Эдуардыч шел к микрофону и откашливался, оркестр проиграл первые такты. При повторе мелодии вступил и солист:

Мы идем по Уругваю,
Ночь хоть выколи глаза.
Слышны крики попугаев
И мартышек голоса.

Если женщин не хватает,
Женщин можно заменить.
Обезьяна тоже может
Очень крепко полюбить!

Песня не производила впечатления свадебной, и недовольным было совершенно непонятно, на что намекает пожилой орангутанг. Часть гостей, слушая это пение, давилась от смеха, другие, в том числе Нонна Анатольевна, только недоуменно пожимали плечами. Какая пошлость! Где же проходила юность этого, э-э, мецената? — шепнула она Владимиру Вадимовичу. Тот готов был согласиться насчет пошлости, но у него тоже когда-то была юность и проходила она во многом под ту же мелодию.

— Да-да, ужасно, — согласился он с супругой, пока его внутренний голос напевал давно забытую песню. К чести Владимира Вадимовича надо сказать, что после первого куплета слова были совсем иные, студенческие:

Выгнали из института,
Привели в военкомат.
Жить осталася минута,
Завтра буду я солдат!

Незатейливая выходка свадебного генерала погрузила Воронова-старшего в романтические воспоминания, и, не дожидаясь очередного тоста, он до краев наполнил свой бокал «Ахашени».

Вспотевший Эдуардыч, закончив репризу, плюхнулся на стул рядом с Вадимом и хлопнул его по плечу:

— Завидую я тебе, Вадька! Сколько тебе? Двадцать пять? Да… Жить и жить! Одно слово — молодость. Ой, слушай, анекдот знаешь? Одного еврея спрашивают: «Абрам, был ли ты членом суда?» — «Эх, молодость, молодость… Членом туда, членом суда…» Здорово, да? Эй, парень! — Эдуардыч отвлекся на официанта. — Слушай, принеси беленького еще бутылочку. Поприличней подбери чего-нибудь, что ли… Есть?

Официант полукивнул и исчез. Вадим недовольно поморщился и обратился к супруге:

— Лерочка, я пойду разомнусь немного, хорошо?

Она ласково кивнула, но словесная реакция последовала с другого бока:

— Во! Точно, пойдем подышим чуток, развеемся, а то что-то я употел, пока концерт давал.

Вадима слегка покоробила навязчивость старшего товарища. Он несколько растерянно повернулся к жене. Лера окинула его чарующим взглядом:

— Любимый мой, как мне хорошо! — И после небольшой паузы придвинулась ближе к мужу и многозначительно проговорила полушепотом: — Вадик, постарайся с ним как следует подружиться: он ОЧЕНЬ большой человек. О-ОЧЕНЬ полезный.

Вадим совсем не понимал, чем этот, пусть богатый, но вульгарный тип может быть полезен ИМ, но, поднимаясь из-за стола, ласково кивнул в ответ одними глазами, почти искренне намереваясь исполнять просьбу жены

— Иди-иди, ща догоню, — сказал полезный человек, поскольку услужливый официант уже поставил перед ним запотевшую бутылку исландской водки. Эдуардыч подтянул к себе чей-то недопитый фужер, выплеснул шампанское на блюдо с остатками семги, налил граммов сто пятьдесят и, прежде чем опрокинуть его, не в полный голос произнес нечто вроде тоста, адресуясь лишь К ближайшим соседям по столу:

— Вот, нынешнее поколение выбрало пепси, а я так предпочитаю традиционные прохладительные напитки. За любовь!

Выпив, он крякнул, даже, кажется, несколько рыгнул, ловко отправил двумя пальцами ломтик семги под шампанским в рот и в лучших отечественных традициях протяжно оценил то ли семгу, то ли водку: «Хороша-а-а». Потом поднялся и не спеша отправился развеиваться, довольно поглаживая утробу в районе тонкого кишечника.

Деловое предложение

Веселье пошло вширь. Гости напились и наелись. Куропатки, салаты, яйца с черной и красной икрой, ассорти рыбные и мясные и прочие холодные блюда почти исчезли. Стол был отменного качества, пожалуй, лишь поросята с хреном оказались чуть суховатыми. Наступило неторопливое ожидание горячего. Одни танцевали, другие, осоловев от съеденного, выходили в фойе и даже на улицу, охладиться у входа, третьи под девизом «Закуска — враг выпивки» постепенно подбирались к состоянию сползания под стол. Оживленные голоса спорящих лишь изредка перекрывали оркестр, но до драки дело не доходило.

Оркестр тем временем заиграл шлягер Валерия Леонтьева:

Казанова! Казанова!