бутылками. Домой, а не из дома.
– О! Гля! Насрали! – радостно закричала Таня и хрипло захохотала. – Во дошли! Смотри, Лень, какую кучу наделали!
– Так сама говорила, – ухмыльнулся Лёня, – в сортире засядут, другим мочи нет ждать…
– Может, и нам теперь так?! – хохотнула Таня.
– Давай, – подзадорил Лёня и радостно осклабился: – А я смотреть буду!
Они смачно прошлёпали по коридору и ввалились к себе в комнату, даже не обтерев обувь. «А чё? Не ногами едим, чё мыть-то?» – удивилась бы Татьяна, если бы кто сделал ей замечание.
Громкий разговор привлек внимание тёти Фиры. Она плотно закрыла дверь в тамбур, чтобы не выбежал Васька, и выглянула в коридор. Ей не понадобилось долго ломать голову, вычисляя виновников. Столь же очевидна была и первая кандидатура в уборщицы. Тётя Фира почувствовала, как на глаза навернулись слезы. Ну почему она на старости лет ещё и в ассенизаторши угодила? За что?..
Во входной двери снова заскрипел ключ – пришла Оленька Борисова с дочкой Женечкой в коляске. Ещё минут через пять в коридоре раздалось характерное позвякивание металлической ручки о ведро. «Моет!» – воодушевилась тётя Фира. Теперь она была не одна. Схватив швабру и тряпку, старая женщина решительно двинулась в коридор. Свободолюбец Васька прыгнул следом прямо со шкафа, но тётя Фира поспела прикрыть дверь у него перед носом: «А то вскочит потом на диван, ещё и покрывало стирать…»
Оля уже вынесла в унитаз твёрдую составляющую и теперь, забравшись на табуретку, шваброй удаляла подозрительные пятнышки с потолка. В дверях комнаты стоял Гриша:
– Пойми, это же азы. Совершивший проступок должен сам, на свой шкуре убедиться, что поступил дурно. А ты оставляешь содеянное безнаказанным. Безнаказанность – это…
– А мне как прикажешь на кухню ходить? Мостки проложить? – спросила Оля, опустив затёкшие руки.
– Ну, из педагогических соображений можно и…
– Да? И Женечке всё это нюхать?..
– Женечке… – начал было Гриша, но остановился при виде тёти Фиры с тряпкой в руках. – И вы, Эсфирь Самуиловна? Вы, опытный человек…
Девушка и смерть
Никогда не садись за компьютер «на минуточку» – даже с самым благим намерением попробовать пустячную программу или разобраться в каком-нибудь третьестепенном вопросе. «Минуточка» имеет свойство растягиваться до невообразимых размеров. Маленькая программа повлечёт глобальный системный отказ и, соответственно, долгие и нервные усилия по его исправлению. А третьестепенный вопрос внезапно затронет всю файловую систему, и выяснится, что ни в коем случае нельзя выключить машину, не наведя в ней полный порядок…
Наташа пренебрегла этой мудростью в шесть вечера, когда вообще-то пора уже собираться домой. У неё был заранее составлен список тематических каталогов, по которым она собиралась рассортировать хранившиеся в компьютере тексты; казалось бы, чего проще – создать на диске «D» нужные директории и рассовать всё по местам. Но не тут-то было. Наташа впала в глубокую задумчивость над первым же текстом, соображая, к чему его отнести – к «Сигнализации» или к «Табличкам». Лиха беда начало! Документов было много, и каждый при ближайшем рассмотрении обнаруживал многозначность. К тому же Наташа порядком волновалась и, перетаскивая файлы с помощью мыши, через два раза на третий «роняла» их в совершенно посторонние каталоги. После чего с замиранием сердца разыскивала пропажу. Далее многострадальный файл следовало от греха подальше проверить редактором, а заодно привнести в «фавориты», чтобы Алла, придя завтра на службу, не раскричалась, куда это «Поросёнкова» задевала все её рабочие документы…
Одним словом, когда она спохватилась, было уже десять часов. Дав компьютеру последнее распоряжение, Наташа торопливо позвонила маме («Не волнуйся, выхожу прямо сейчас») и побежала вниз.
Багдадский Вор – он как раз сегодня дежурил – сидел на крылечке, присматривая за собаками, игравшими возле края площадки.
– Счастливо, Толя, – сказала Наташа. Он не ответил. Он теперь вообще с нею не разговаривал и в упор её не видел, общаясь только по служебным делам. Тянулось это не первый день, и Наташа давно решила держаться с ним ровно и вежливо, как бы не замечая подобного поведения. Нельзя сказать, что это легко ей давалось. Очень уж она не любила такие вот занозы в душе: всё пыталась без промедления разобраться, выяснить, доказать, что совсем не хотела плохого. Жди теперь, пока «и это пройдёт». Аллу он, конечно, проводил до метро, хотя ушла она гораздо раньше Наташи. А с ней не соизволил и попрощаться. Вот так.
Спускаясь по эскалатору, она извлекла из рюкзачка мятую книжечку расписания. Так и есть! Если прямиком на вокзал, ещё будет шанс вскочить в ближайшую электричку. Наташа прошла вдоль подземного перрона, чтобы на «Пушкинской» оказаться как можно ближе к выходу в город, и стала мысленно просить голубой поезд скорее выскочить из тоннеля. Поезд, в соответствии с законом подлости, не торопился. Спустя минуту Наташа начала нервно оглядываться. В этот поздний час «Фрунзенская» была почти совершенно безлюдна, только за соседней колонной хохотали и матерились несколько подростков на год- два помладше её самой. Эта компания – четыре парня и девчонка, наравне со всеми глотавшая из бутылки тёплое пиво, – доверия определённо не внушала. Наташа запоздало вспомнила мамин совет: если придётся уж очень задерживаться, заночуй лучше прямо в «Эгиде». Как-никак, а всё же охрана…
Она чуть ли не с нежностью вспомнила мрачного Багдадского Вора и почти созрела вернуться, пока охламоны не вздумали к ней приставать… И тут из тоннеля дохнуло воздушной волной, а следом с шумом и лязгом вылетел поезд.
Снегирёв стоял на платформе Витебского вокзала и ждал электричку. Вечер выдался тихий, но не особенно теплый: в лёгкой кожаной куртке, которую он очень любил, было как раз. Алексей смотрел на ночных мотыльков, пытавшихся влететь в фонарь, и не торопясь ел картофельные чипсы из только что раскупоренного пакета. Он ехал знакомиться с Доверенным Лицом, и настроение у него было самое философское, а бренность чужой и собственной жизни казалась особенно очевидной. И сегодня, пожалуй, больше обычного. Кира не одобрила бы задуманного, но она уже была там, где не существует вины, а он пока ещё туда не добрался, и благодаря его нынешней поездке трое вполне конкретных ублюдков… Скунс умел спрашивать. И осторожно добиваться ответов, не застревая ни в чьей памяти этаким подозрительным типом, проявлявшим нездоровое любопытство. Он уже знал три имени, отчества и фамилии. И три точных места работы. Умница Аналитик… Рано или поздно Скунс будет знать всё. Рано или поздно… Он не спешил. Он никогда не спешил.
– Понаехали тут… бессовестные… – раздался ворчливый голос у него за спиной.
Алексей обернулся. Эту старушенцию он заприметил уже некоторое время назад: она циркулировала по платформам, подходя к кучковавшемуся под фонарями народу, и, кажется, большей частью ругалась. Наверное, потому, что далеко не все пили пиво или лимонад, а значит, и ей пустыми бутылками разжиться не удавалось. Вот и этот седой в потрёпанной кожанке, к её большому разочарованию, всухомятку лопал что-то такое, чего ей при её пенсии в двести тыщ только на витрине и…
А запах, батюшки-светы, запах-то вкусный какой…
Все старухины рассуждения наёмный убийца уловил так же отчётливо, как и скудное позвякивание из матерчатой кошёлки, которую она держала в руках.
– Бабуля, картошки хотите? – спросил он, протягивая ей почти полный пакет. – Держите, угощайтесь…
Зубов у неё, естественно, не было, но для тающих во рту импортных чипсов они и не требовались. Бабка уставилась на Снегирёва вечно сердитым старческим взором, наполовину ожидая подвоха. Потом запустила в пакет сухую корявую лапку… Двести граммов чипсов «Эстрелла» занимают довольно приличный
