ударилась грудью в спинку стула, на котором сидел рыжебородый дворник, и оба они, вместе со стульями, повалились в кучу.
Зазвенели и раскатились по полу упавшие бутылки. Вбежали половые, фальцовщица хрипло крикнула:
— Городовой!
Ляхов, хохоча про себя, поспешно сел к столу и стал пить пиво.
Дворник, путаясь в юбках Авдотьи Ивановны, в бешенстве вскочил и бросился ее бить. Его с трудом оттащили. Авдотья Ивановна несколько раз пробовала встать, но не могла: она наступала на свои юбки и тальму, может быть, была пьяна. Половые подняли ее и вытолкали на улицу.
У чиновника покраснел нос, он жалобно заморгал глазами.
— Женщину! — произнес он, качая головою. — За что он так с женщиной поступил? — обратился он к Андрею Ивановичу. — Силу показал над кем!
— Гр-рязь этакая! Ее давно следовало вышвырнуть вон! — ответил Андрей Иванович.
Чиновник грустно сказал:
— Нет, это не годится! Я люблю веселость и спокойный характер, а к чему обижать людей?
— Ей тут было не место! Ну, скажите, пожалуйста, разве может порядочная женщина слушать такие песни? Она должна покраснеть и уйти, а эта сидит, пялит глаза: «Ах-х, какая у вас прекрасная музыка!» Это неприлично для женщины, раз она не публичная женщина.
— Нет, я люблю веселость и спокойный характер, — грустно повторял чиновник.
— Всячески же ее присутствие тут было неблаговидно, — поддержал Андрея Ивановича Арсентьев.
Захаров засмеялся.
— В гнилой трубе две трубы! Настоящая ассенизация!
— Ну, черт с нею! — сказал Андрей Иванович. — Еще разговаривать об ней! Плюньте вы на нее! — обратился он к чиновнику. — Выпьем лучше с вами! а?
Фальцовщица исчезла, и к Андрею Ивановичу воротилось хорошее расположение духа. Он заказал водку и солянку.
Ляхов взял руку Захарова и с размаху хлопнул ладонью по его ладони.
— Молодчина, Сенька, ей-богу! Ловко играешь, сукин ты сын этакий! Ну-ка, хлопнем!
— Будьте здоровы! — ответил Захаров, чокаясь. Он опрокинул в рот рюмку водки и молодцевато провел рукою по волосам. — Вы знаете, как сказано в поэзии: «Лови, лови часы любви, минуты наслажденья…» Вы не смотрите, что это пустяковина; это не зря сказано… Кинарейку поймай-ка! Другой ее этак — цоп! Разве можно так? Нужно брать тонко!..
Чиновник отошел от них. Он стоял у соседнего стола, качал головой и говорил сидевшим за пивом трем наборщикам:
— Я люблю веселость и спокойный нрав… А за что же женщину бить? Разве это благородно?
Народу все прибывало. Лампы-молнии с хрустальными подвесками тускло освещали потные головы и грязные, измазанные горчицею скатерти. Из кухни тянуло запахом подгорелого масла и жареной рыбы. В спертом, накуренном воздухе носились песни, гам и ругательства.
Андрей Иванович пил рюмку за рюмкой. В душе было горячо, хотелось всех любить, хотелось сплотить всех вокруг себя и говорить что-нибудь хорошее, сильное и важное. Полбутылка портера, которую половой, откупорив, заткнул пробкою, согрелась, и пробка с выстрелом вылетела из горлышка; пена брызнула в стороны, пробка ударилась в низкий потолок и упала на сидевшего за соседним столом наборщика.
Наборщик, бледный молодой человек, с очень высоким узким лбом, — сердито оглянулся.
— Послушайте, я вас попрошу поосторожнее! — угрожающе произнес он, отирая голову.
Андрей Иванович добродушно ответил:
— Мы нечаянно, — что там!
— «Поосторожнее»! — передразнил Ляхов. — Ты это портеру говори, а не нам! Объявился с претензиями!
Наборщик медленно повернул к Ляхову свое бледное лицо и молча смотрел на него.
— Поглядел бы раньше, швырял ли в него кто пробкой. Нет, сейчас в амбицию вломился, — «поосторожнее»! Прохвост паршивый!
Андрей Иванович пересел к наборщику.
— Ну что там! Сказано, нечаянно… Чего вы?.. Разве не бывает различных несчастных обстоятельств? Выпьем лучше вместе для знакомства.
Ляхов, развалясь на стуле, говорил:
— Что ж, пойдем из-за полбутылки к мировому!
— «Нечаянно!»… Я рад, — совершенно справедливо! — ответил наборщик Андрею Ивановичу, — но к чему же ругаться, как этот господин?
Андрей Иванович воскликнул:
— Друзья! Выпьем!.. Ну, неужто мы из-за этого станем поднимать скандал? Позвольте спросить, чем вы занимаетесь?
— Наборщики.
— Ну, а мы переплетчики! Все мы трудящие люди, из-за чего же ради мы будем ссориться? Из-за полбутылки портера?.. Друзья, друзья!.. Пойдем, Вася, к ним! — Он потащил Ляхова к наборщикам. — Ну, помиритесь, поцелуйтесь!.. Человек, еще полдюжины портеру!
— Позвольте, почему вы рассердились? — спросил Ляхов, садясь к наборщикам. — Вы должны были раньше поглядеть, отчего случилось дело. А вы сейчас же начинаете ворочать глазами и говорить различные угрожающие выражения.
— Совершенно справедливо! А только для чего вы…
— Нет, позвольте, я вам сейчас все объясню! Мы сидим, портер хлопнул, чем мы виноваты? Вы к бутылке должны были со своим замечанием отнестись, а не к нам…
Андрей Иванович взял провинившуюся бутылку портера.
— Ну, ну, дурак! — И он совал бутылку к губам наборщика. — Мирись сейчас же с бутылкой. Целуйся с ней без разговоров!
— Я рад-с! Очень приятно познакомиться! — Наборщик галантно раскланялся с бутылкой и три раза поцеловал ее накрест.
— Да он с нею уже давно знаком! — сказал его сосед. — Эка, подумаешь, в первый раз знакомится!
Андрей Иванович грозно крикнул половому:
— Гаврюшка! Я тебе сказал, еще полдюжины портера! — Половой подошел.
— Буфетчик не отпускает, Андрей Иванович; с вас и то полтора рубля следует. Потрудитесь раньше заплатить.
— Убирайся к черту! Скажи буфетчику, пусть запишет.
— За вами и то уж шесть рублей записано.
Андрей Иванович сунул руку в карман жилетки, там было всего пятьдесят копеек. Он спросил Ляхова:
— У тебя много, Вася?
Ляхов обшарил карманы и набрал семьдесят копеек. Арсентьев поднялся и протянул руку Андрею Ивановичу.
— До свиданья! Время идти, — сказал он.
Андрей Иванович придержал его руку.
— Слушайте, нет ли у вас до завтра двух целковых?
Лицо Арсентьева сделалось холодным и скучающим.
— Нету при себе, Андрей Иванович! С удовольствием бы.
Андрей Иванович качал головой и с презрением смотрел ему в глаза.
— Ж-жох ты эдакий! Раз что мы угощаем, так разве бы я вам завтра не отдал? Неохота идти сейчас
