песня говорила о какой-то светлой, ясной жизни и о светлой любви среди природы.
Вдруг все взгляды обратились в угол за комодом. Пение смолкло. Ляхов, подперев голову руками и впившись пальцами в волосы, рыдал, низко наклонясь над столом. Он рыдал все сильнее. Мускулистые плечи судорожно дрожали от рыданий.
— Василий Васильевич, что это с вами? Успокойтесь! — сказала испуганная Александра Михайловна. — Выпейте воды холодной!
Она побежала в кухню и принесла из-под крана воды.
Ляхов вышел на середину комнаты, бледный, всклокоченный, с распухшими глазами.
— Скажи, Андрей, зачем ты меня сюда допустил? Разве мне тут место?.. У вас тут хорошо и благородно, совесть у всех спокойна, вы можете песни петь, смеяться… А я — я вижу, какой я… подлец… и грязный негодяй…
Рыдания не дали ему говорить. Ляхов схватился за лоб и оперся о комод. Он рвал на себе галстук и манишку, чтоб дать волю дыханию.
Андрей Иванович положил ему руку на плечо и страдающим голосом сказал:
— Ну, Вася, полно, что ты? Успокойся!
— Женщины, женщины! — рыдая, проговорил Ляхов. — Теперь только я вижу, как много они дают нам хорошего и как жестоко мы их оскорбляем…
Он вдруг бухнулся в ноги Катерине Андреевне.
— Ай!!! — Она истерически вскрикнула и отшатнулась.
— Катя! Прости меня! Я поступил подло и скверно… Но я не могу жить без тебя… Если ты меня не простишь, я повешусь, либо брошусь в Неву… Катечка!
С торчащими вихрами волос, с разорванным воротом, он, рыдая, ползал по полу и целовал подол юбки Катерины Андреевны. Взволнованная Катерина Андреевна отодвигалась от него и робко оправляла юбку.
— Я для тебя, Катя, хуже разбойника, хуже гадины… Скажи, — что мне делать, чтоб ты простила? Все сделаю, что велишь. Топчи, плюй на меня… Только прости, Катя!
Андрей Иванович, бледный и нахмуренный, стоял, прислонясь спиною к комоду. Александра Михайловна и младшая Вереева смигивали слезы. Вдруг Катерина Андреевна, с заблестевшими глазами, порывисто схватила шею Ляхова и горячо поцеловала его.
Ляхов вскочил на ноги, схватил ее в объятия и осыпал поцелуями. Кругом зашевелились и заговорили.
— Ну, вот и слава богу! — с облегченною улыбкою сказала Александра Михайловна, украдкою отирая слезы. — Давно бы так!
Андрей Иванович провозгласил:
— Черт возьми, нужно выпить для примирения! Тут уже всем следует коньяку, иначе нельзя!.. Катерина Андреевна, позвольте вашу рюмку.
Катерина Андреевна, со счастливым, раскрасневшимся лицом, протянула рюмку.
Все стали чокаться с Катериной Андреевной и Ляховым. Они стали на время главными лицами вечера, словно новобрачные на свадьбе.
Стали опять танцевать. Опять Катерина Андреевна была царицею бала. Все приглашали ее наперерыв, и больше всех Ляхов. И всегда хорошенькая, она теперь, упоенная счастьем, была прекрасна.
После вальса Ляхов проплясал трепака. Потом все перешли в комнату и попробовали петь хором; но вышло очень нестройно и безобразно. Упросили снова петь сестер Вереевых.
Ляхов продолжал пить стакан за стаканом, рюмку за рюмкой; он вообще пил всегда очень быстрым темпом. Лицо его становилось бледнее, глаза блестели. Несколько раз он уже оглядел Катерину Андреевну загадочным взглядом. Сестры кончили петь «Мой костер в тумане светит». Ляхов вдруг поднял голову и громко сказал:
— Катька! Ты у меня кольцо в два с полтиной украла… Отдай назад!
Александра Михайловна рассмеялась и бросилась к нему.
— Василий Васильевич, что это! Вот-те раз! Вы позабыли, ведь вы помирились, помирились, — вспомните-ка!
— Ты мое кольцо стащила, когда от меня ушла! Давай назад! — грубо крикнул Ляхов.
Катерина Андреевна вспыхнула.
— Господи, да что это такое!
— Стыдно вам так говорить, Василий Васильевич! — сказала Александра Михайловна.
— Нет, не стыдно! Вы не знаете, какая она. Она беременная была, когда я ее взял.
— Слушай, Васька, нам это вовсе неинтересно знать! — крикнул Андрей Иванович.
— Она мне должна быть до гробовой доски благодарна, что я ее взял: я ее грех покрыл.
— Как же это вы покрыли? Женились, что ли? — спросила Александра Михайловна.
— Я сказал, что ребенок мой.
— Эка — «покрыли»! Все равно, в воспитательный его отдали!
Ляхов с презрением и ненавистью оглядывал Катерину Андреевну.
— У нее таких, как я, столько было, сколько у меня пальцев на руках. Ведь она все равно, что первая с улицы: любой помани, — она сейчас пойдет к нему ночевать. Вон на святках, когда мы на Зверинской жили…
И он бесстыдно начал вывертывать всю подноготную их совместной жизни. Катерина Андреевна, онемев от неожиданности и негодования, сидела и кутала лицо в платок.
Елизавета Алексеевна вскочила с места.
— Александра Михайловна, да как вы ему позволяете?!
— Если вы, Василий Васильевич, не перестанете, то ступайте отсюдова! — сказала Александра Михайловна, побледнев.
— Фью-фью-фью-фью! — Ляхов засвистал и насмешливо оглядел обеих. — Слышишь, Андрей, как твоя жена выгоняет твоего друга?
— Я с нею вполне согласен! Это безобразие, конфуз! Сейчас же извиняйся в своем поступке, если хочешь тут оставаться!
— Так ты за жену, против друга?.. Ты должен ей в зубы дать за то, что она смеет гнать твоего гостя вон.
Андрей Иванович гаркнул:
— Ступай вон!
— Не пойду! — спокойно ответил Ляхов, плотнее уселся на стуле и усмехнулся.
— И вам не стыдно, Ляхов?! — воскликнула Александра Михайловна.
— Не стыдно! — хвастливо ответил Ляхов.
— Kurat (черт)! Ты пойдес вон! — в бешенстве крикнул Лестман, поднялся во весь рост и стиснул кулаки. Тяжелый, свирепый и сосредоточенный хмель охватил его. Остальные мужчины тоже поднялись.
Ляхов оглядел всех, засмеялся и встал со стула.
— Черт ли мне тут с вами оставаться! Набрали шлюх к себе, смотрю, — что это? Ни одной нет честной женщины!.. Сволочь уличная, барабанные шкуры! Наплевать мне на вас на всех!..
И он, шатаясь, вышел.
На следующий день Андрей Иванович пришел в мастерскую угрюмый и злой: хоть он и опохмелился, но в голове было тяжело, его тошнило, и одышка стала сильнее. Он достал из своей шалфатки
